— Не густо, Паша. Еще один такой бой — и от вас останется одно воспоминание, — с грустью сказал Георгий Чмыга. Он смотрел на изодранную форму парашютистов, во многих местах покрытую запекшейся кровью, на наспех перевязанные раны и вспоминал последний бой, погибших товарищей.
— Кто погиб за свободу, тот не умер. Память о нем будет вечной, — твердо сказал Павел Соловьев, как бы разгадав тяжелые мысли своего друга. — А нам пора. Мы должны донести эту правду людям...
Парашютисты группы Соловьева, преследуемые фашистами, все дальше уходили на восток, не предполагая, что они все больше и больше отклоняются от мест расположения партизанских отрядов Майкопского куста. Со временем похолодало. Посыпал густой мелкий дождь со снегом. Не выбирая выражений, сержант Чмыга посетовал на погоду.
— Нет, браток, плохой погоды, есть плохая одежда, — спокойно заметил старшина Соловьев, — К тому же надо беречь нервы и уметь вести себя в любую погоду.
Через несколько дней в районе станицы Даховская, которую фашисты превратили в мощный опорный пункт с круговой обороной и гарнизоном в 1500 солдат и офицеров, после встречи с разведчиком партизан десантники дали последний бой. Оторвавшись от преследователей, они прибыли в отряд и сразу же были определены в партизанский госпиталь. Тяжелей других досталось парашютисту Ивану Касьянову. Еще в самолета он сильно обгорел. Во время десантирования его несколько раз ранило осколками разорвавшегося рядом зенитного снаряда.
После прорыва через вражеское кольцо их оказалось пятеро: Иван Касьянов, Яков Фрумин, Дмитрий Голод, Михаил Типпер и Василий Безгубенко. У станицы Тульская стали спускаться вниз, чтобы у дороги выставить наблюдение, позавтракать и передохнуть после первой тревожной ночи. Но в лесу наткнулись па немецкую засаду.
— Ложись! — тихо произнес шедший впереди Яков Фрумин.
Однако фашисты заметили парашютистов еще на пригорке и стали производить перегруппировку, чтобы окружить их. Меткой очередью Фрумин срезал фельдфебеля. Завязалась перестрелка.
— Отходите, я прикрою! — подал команду Иван Касьянов и стал поудобнее устраиваться у огромного сухого пня, из-за которого хорошо просматривалась дорога. Отважный парашютист решил ценой собственной жизни спасти боевых друзей, хотя сам находился в крайне тяжелом состоянии. Лицо его буквально обуглилось, над левой бровью кровоточила свежая рана. Только через узкую щелочку правого глаза он мог видеть прицел своего автомата. Левая рука бездействовала, а на правой были послушны лишь большой и указательный пальцы.
