Если бы стены комнаты вдруг обрушились на меня, я и то не был бы так потрясен.
— Что? Что ты сказала? — спросил я, впившись в нее глазами. Она встретила мои взгляд.
— Я спросила, почему она назвалась миссис Дуглас Шеррард. Очевидно, мне не следовало об этом спрашивать. Прости.
— Откуда ты узнала, что она так назвалась?
— Я узнала ее по голосу, когда она звонила, как раз перед тем, как ты уезжал в отпуск.
Мне следовало бы помнить, что Джина может знать голос Хелен. Она дважды разговаривала с ней по телефону, когда та прибыла в Рим, а у Джины была необыкновенная память на голоса.
Я прошел к бару.
— Выпьешь, Джина? — спросил я, стараясь скрыть дрожь в голосе.
— Кампари, пожалуйста.
Я взял бутылку кампари и бутылку шотландского. Себе я налил чистого, а кампари для Джины разбавил содовой и подошел к ней со стаканами.
Я знал Джину четыре года. Было время, когда я воображал, что влюблен в нее. Поскольку мы вместе работали и виделись каждый день — большей частью наедине — меня одолевали соблазны перевести наши отношения в более интимное русло. Однако именно поэтому я старался не нарушать их сугубо делового характера. Чем это может кончиться, я слишком часто видел на примере других газетчиков, работавших в Риме. Вольностей по отношению к Джине я себе никогда не позволял, и однако между нами установилась какая-то связь, не выражаемая словами и не афишируемая, которая тем не менее убедила меня, что в случае крайней необходимости я всегда могу на нее положиться.
Наполнив бокалы, я решил рассказать ей все без утайки. Я очень ценил ее мнение, и сейчас, когда понял, в какую угодил переделку, мне хотелось выслушать суждение человека, который смотрит на все это дело со стороны.
— Я хотел бы кое-чем поделиться с тобой. Джина, — заговорил я, садясь напротив нее. — Тебя не очень обременит роль матери-исповедницы?
— Если только я могу чем-нибудь помочь…
Ее оборвал дверной звонок. Мы долго смотрели друг на друга.
— Кто бы это мог быть? — произнес я, вставая.
— Может, привратник, который хочет посмотреть, кто здесь, — сказала Джина.
— Да, возможно.
Я пересек комнату и вышел в холл. Когда я потянулся к ручке, звонок повторился. Я открыл дверь.
На площадке стоял лейтенант Карлотти и с ним еще какой-то детектив.
— Добрый вечер, — сказал Карлотти. — Можно войти?
Увидев его, я впервые понял, какие, должно быть, чувства испытывает преступник, когда неожиданно сталкивается с полицией. Секунду-другую я стоял неподвижно, уставившись на него. Сердце у меня, казалось, замерло, а потом заколотилось так бешено, что стало трудно дышать. Неужели он пришел меня арестовать? Неужели он каким-то образом узнал, что я — Шеррард?
