— Что, испугала глубина замысла? — неожиданно добродушно усмехнулся магистр, — привыкай. А тех, кто это раскусил — единицы, и никто из них не станет об этом распространяться при посторонних. Ваш совет магистров не потерпит разрушения такой гениальной легенды. Вот мы в свое время не додумались, а теперь уже поздно. А уходы все чаще.
— Что такое уход? — вспомнил я что уже слышал во время обеда это слово.
— Магия уходит, — хмуро сообщил он, — все чаще исчезают мелкие источники, а сильные становятся все слабее. Глупцы и те, у кого способности слабые, этого не замечают, а вот сильных магов, которые творят мощные заклятия, это тревожит.
— Паршиво, — обдумав его слова, согласился я, и почувствовав плеснувшуюся в душе магистра горечь, поторопился перевести разговор на другое, — кофе хотите? Вы вообще завтракали?
И не дожидаясь ответа, начал создавать на столе чашки, корзинки с пирожками и фруктами.
— А своих… сородичей не зовешь пить кофе? — В его голосе снова скользнула непонятная мне настороженность.
— Мне бы ещё понять, — ворчливо пробурчал я в ответ, — куда они все делись. Даже на кухне тишина.
— А они занялись уборкой сада и огородом. Сейчас ведь начало лета, если немного добавить магии, то к осени вырастет хороший урожай. Эти люди не привыкли жить за чужой счет.
— И Тай с ними? — торопливо обдумывая, как лучше поступить, я создавал все новые корзинки.
— Нет, он ушел в город по делам, — доложил магистр, заинтересованно следя за моими действиями, — как ты понимаешь, те, кто пришел сюда, не могли не вспомнить про друзей и родичей.
— Великая пентаграмма, — схватился я за голову, — а мне это и в голову не пришло! Ты не выгонишь нас… если тут ещё прибавится народу?
— Нет, — он уже почти развеселился и я был этому очень рад, — а что ты собираешься делать с этими корзинами?
— Исправлять свои грехи, — мне не понадобилось слишком много времени и сил, чтоб выдернуть воздушными лианами все сорняки на лужайке перед крыльцом и сложить их в огромную кучу.
А затем я с превеликим удовольствием кастовал запретное хозяйственное заклинание, имеющее в своей основе созидание и преображение, и вместо этой горы травы возник ворох плетеных столиков и стульев.
— Ух, как ловко, — восхитился от дверей голос Мэлин и девчонка, уже одетая в штаны и мужскую рубаху, протянула руку за пирожком.
— Сначала позови остальных, — проворно выдернув у нее из-под рук корзину, твердо сообщил я, — тебя уже кормили во дворце, а их нет.
