Он опять вздрогнул и закашлялся.
— Кто знает, как я живу?! — продолжал он прерывающимся голосом, отдаваясь порыву волнения. — Мне не с кем душу иногда отвести, и вот я рад, что встретил хорошего человека… я чувствую, что теперь многое могу наговорить вам. У меня много накипело — надо высказаться. Но вам я могу говорить все — я знаю, что ничего дурного из этого не выйдет… Я вам верю — вы не такой, как они все… У вас есть сердце, вы молоды и не развращены. Я был бы счастлив, если бы мы с вами стали настоящими друзьями.
Сергей искренне протянул ему руку.
— Вы во всяком случае можете рассчитывать, граф, что ваша откровенность высоко ценится мною и что я был бы очень рад, если бы мог чем-нибудь вас успокоить.
Скоро, сами не замечая как это сделалось, удаляясь все больше и больше в глубину парка, они говорили как старые друзья, откровенно и искренне.
Сергей увидел в Мамонове совсем нового человека — это был уже не блестящий, честолюбивый и, как о нем почти все говорили, зазнавшийся вельможа, это был молодой человек с сердцем и совестью, слишком дорого платящий за свое легкомыслие.
— Ах, если б я мог все вам сказать! — говорил Мамонов.
— Да и говорите, лучше высказаться разом — легче станет, — перебил его Сергей. — Я вам помогу, я сам назову ваше несчастье — вы любите!
Мамонов остановился в изумлении.
— А! Это уже вам известно — значит, об этом говорят все, все знают…
— Я не могу вам сказать знают ли все — я всегда стараюсь не слушать о чем говорят, — но я-то давно знаю тайну и совершенно случайно.
И он рассказал ему, как на маскараде у Нарышкина случайно услыхал его разговор с «венецианкой».
Мамонов шел несколько минут, опустив голову и тяжело дыша.
— Так, значит, мне нечего перед вами скрываться?! Да, я люблю ее, и это целый год длится… Но понимаете ли — ведь это не каприз, не такая любовь, которая может завтра кончиться, это дело всей жизни. Понимаете… понимаете, в каком я положении?!
— Что же вы намерены предпринять? Чем все это кончится?
— Вы это скоро увидите… Я решился.
— Решились?.. На что?
— Я не могу дольше тянуть этого… На днях же я буду просить у государыни разрешить мне жениться на княжне Щербатовой.
— Вы?.. У государыни будете просить?..
— Да, если до тех пор не покончу с собою…
— Дай Бог вам всякого счастья!
— Счастья… я не думаю, чтобы у меня было счастье — мне в него не верится… Но, во всяком случае, хуже, чем теперь, не будет. Ах, Боже мой, чем… чем все кончится, я не могу себе и представить!..
