Или делался мрачным.
— Знаете: заграница одним хороша — никому до тебя никакого дела. Ходи вольно! А то, помилуйте, пошел я к Тестову (очень подовые пироги люблю!), а напротив какой-то купец бараний бок с кашей ел. «Смотри, Чехов!» Выпучился на меня, поперхнулся и всю даму жирной гречихой обрызгал. Та ему благим матом: «Ты что ж, дурак, медведя на Кузнецком увидел, что ли? Все мне платье испортил, по двенадцати рублей аршин у Сапожниковых плачено. И Чехов твой этого не стоит!» Слушайте же — ну что тут красивого? Не дали подового пирога окончить.
Но и заграница не долго его баловала таким сравнительным покоем. Заграница загранице рознь. Особенно Ницца — город тогда почти русский.
Я не могу забыть встречи в Ницце с одною из самых неистовых наших соотечественниц. На беду А. П. Чехова мы с ним как-то пошли завтракать в «Reserve». Я был ей накануне представлен. Она оказалась за соседним столом. Ей сказали, кто со мной, и вдруг, не успели мы еще заказать себе, как она на всю залу мне:
— C'est monsieur Tchekoff. [4]
И произнесла, как будто забыла русские «ч» и «х» — Tшekoff.
— Alors presentez le moi, je veux faire sa connaissance… [5] Пришлось представить. Какой-то недоносок рядом взбросил монокль в глаз и тоже: «Tiensi c'est monsieur Tchekoff» [6]. И французу около — и француз-то был поганый с лакированной мордашкой и усами штопором: «Это русский писатель… Celebre!» [7]. И во все глаза на Антона Павловича… Дама, разумеется, захотела сейчас же поразить всех своей образованностью, и с места:
— Ах, я так люблю писателей… У меня бывают… M-sieur Forcer [8]… Вы его знаете, он в Petit Nicois [9]… Когда я приехала, он обо мне целую статью: La belle de Moscou [10]… Хотите, я вас ему представлю? Скажите, М. Tшekoff, вы в каком роде пишете?.. Вот князь (кивок по направлению к своему кавалеру) уверяет, что вы почти русский Мопассан… C'est tres joli — Maupassant [11]… Хоть я больше люблю Шерлока Гольмса… У нас так не умеют. Я вашего Толстого не выношу, хоть он и граф… У него все а la moujik [12]… А что вы теперь творите? (Не пишете, а творите!)
И Чехов мрачно:
— «Хороший тон» Германа Гоппе.
— Это что же, роман?
— Вроде…
— А как Лейкин — вы не можете? Вчера у августейшего (подразумевался поклонник этого писателя, вел. кн. Алексей) читали его. Лейкин, это очень смешно… Се sont les купец, toujours les coupetz [14].
Такие, разумеется, и между нашими редки… Но, действительно, бедному Антону Павловичу иногда от его поклонниц житья не было. Сядешь на скамейку Promenade des Anglais
