Суд Шамиля и удача крепости | страница 9



Елисуец, краснея, чокался с ними, но нетронутый стакан с вином ставил около.

На другой же день, справившись с больными и ранеными, Нина застала на площади Амеда… Тот поднял папаху — и внимательно следил за девушкой… Он не смел сам ей напомнить её обещание. Она казалась ему до такой степени утомлённою.

— Ну, что, Амед, вы ещё не раздумали?.. Всё ещё хотите знать об Иссе?

— Да… Хочу… Я давно хотел… Ещё в Дербенте учился, хотел… Но там некому было рассказать мне…

За окнами комнаты, которую прежде занимала Нина, был маленький палисадник. Тут рос большой карагач; несколько розовых кустов, осыпанных цветами, разливали кругом нежный аромат… До осады крепости сюда слетались птицы и с утра до ночи щебетали и суетились, но гром орудий и трескотня ружейных выстрелов давно распугали пернатых гостей. Только ещё в густой вершине чинары оставались они, точно считая её листву достаточною для защиты…

— Сядем здесь… — скамейка, на которую указала Нина, была как раз под карагачом. — Сядем здесь… Я думаю, что сумею рассказать вам. У меня по закону Божиему всегда было двенадцать баллов…

— Что такое закон Божий?

— Ну, правила, которые установлены Богом, чтобы вести хорошую жизнь…

— А… по-нашему — шариат [2]… У вас адата нет… Ау нас и шариат, и адат, только адат легче… Шариат труднее адата [3]

— Какой вы наивный… Законом Божьим у нас называлась и священная история…

— Это об Иссе?

— И об Иисусе Христе, и о том, как Бог создал мир, и обо всём.

— Рассказывай, пожалуйста, рассказывай… Много рассказывай. Я очень буду слушать тебя. Я так буду тебя слушать, что ничего не забуду.

Амед сам не заметил, как он, по восточному обычаю, перешёл на ты…

Нина, вся полная ей самой непонятного, внутреннего трепета, — тихо, ласково начала рассказ… Она забыла о том, что рядом с ней сидит разгоревшийся от любопытства елисуец-полудикарь и ловит каждое её слово, — точно это драгоценный жемчуг, падавший в его руки. Перед ней рисовались сожжённые солнцем скалы Палестины, масличные деревья, росшие на её каменистой почве, жалкие сёла и города, похожие на слепившиеся каменные гнёзда…

— Совсем наши аулы!.. — тихо проговорил Амед.

Странно! Она сама никогда не думала, чтобы эти картины так глубоко запали в её душу. Она говорила, закрыв глаза, вся бледная, и ей казалось, что её уста повинуются кому-то другому, вселившемуся в неё в эту минуту… Это он говорил её устами, он создавал в её памяти дивные образы…

— У нас тоже есть ангелы! — сорвалось у Амеда. — У нас тоже есть ангелы… Только они женщинам не являются. По нашему — не хорошо, по нашему, женщина — полчеловека… Это у нас не так… И здесь чувствую, что не так, не правда у нас… — дотронулся он до сердца.