— И большие, и маленькие.
— Нет, всё большие! — упорно не соглашался он, отдавая честь направо и налево.
Опять полк, вероятно, из манежа шёл, перегородив дорогу. Солдаты казались ещё более рослыми и сурово смотрели перед собою, отбивая шаг. Музыка впереди, грозно били барабаны. Что-то кровожадное, зловещее слышалось в их переборе. Эта дробь точно заглушала последние инстинкты жизни и жалости в душе. Мерно колыхались чёрные султаны на касках. Красиво сидели на конях офицеры.
— Много солдат здесь? — спросил опять Амед.
— Да, немало.
Он подумал-подумал.
— Миллион будет?
Офицер засмеялся.
— Всё-таки поменьше миллиона.
— И всё большие?
— Да, это — гвардия… Проедем скорее, — издали кавалергарды подвигаются.
Амед оглянулся туда. С Малой Садовой уж выехал на Невский первый ряд всадников, сверкавших золотом нагрудников, касок и флагов… Они подвигались какою-то сплошною массой, которая, казалась, всё должна была растоптать и уничтожить перед собою…
— У нас, — оживился Амед, — только в сказках рассказывают про таких. Это всё — Рустемы?
— Какие Рустемы?
— Богатыри?
— Вы лучше, прапорщик, подумайте, как вы станете Государю представляться.
— Зачем думать?
— Разве вы не боитесь его?
— Царя?.. Нет… Не боюсь… — Амед подумал и закончил. — Не боюсь… Зачем бояться… Я присягал ему и служу… Он — отец, мы — дети… Так в горах говорили нам. И в дербентской школе, где я учился, — тоже. А разве меня сейчас же примут?
— Может быть, и сейчас!
Что-то ёкнуло в сердце Амеда, но он тотчас же, с восточною покорностью судьбе, успокоился и ждал того, что должно было случиться…
В конце Невский точно раздвинулся. Громадная площадь шла во все стороны, в поредевшем тумане блеснул адмиралтейский шпиц, направо выдвинулись массы величавого дворца и Главного штаба.
— Это что, минарет?
— Нет, — засмеялся офицер, — это Александровская колонна.
— Зачем?.. Сверху кричат что-нибудь?
Тот ему объяснил. Амед почтительно снял папаху, проезжая мимо.
— К Государю императору от кавказского наместника! — тихо передал Амеда какому-то офицеру его провожатый.
— Пожалуйте! — и тоненький, бледный офицер с закрученными усами указал горцу на колоссальную лестницу.
— Разве сейчас? — робко спросил он.
— Не знаю… Если будет угодно его величеству!
Амед сбросил бурку.
Заметив четыре солдатских Георгия у него на груди, офицер сделался любезнее.
— Вы не теряйтесь… Оправьтесь. Государь очень приветлив.
Тот даже не расслышал. У него в ушах стучало… Он почувствовал тяжесть в ногах. Казалось, что они прирастают к широким ступеням лестницы. Теперь Амед уже ничего не соображал и не видел. Ни колоссальных часовых стоявших у дверей то там, то сям, ни громадности и роскоши всего его окружавшего; ни зашитых в золото и увешанных неведомыми ему орденами важных лиц, спускавшихся вниз точно с неба, куда и его на минуту возносило что-то чудесное. Какая-то красавица мимоходом внимательно взглянула на него и, встретив восхищённый взгляд Амеда, улыбнулась.
