Оуэн смотрел, как она располагается за письменным столом. Ее свитеры с каждым днем становились все тоньше и тоньше. От каждого вдоха ткань опасно натягивалась, угрожая порваться.
— Как читается сценарий? — спросил он.
Она восприняла это как приглашение пересесть на подлокотник его кресла.
— Мне кажется, у вас получается просто восхитительно. — Она скрестила ноги, и нижняя юбка прошуршала по коленям пенным кружевом. — Вы очень талантливы, — Она набрала побольше воздуха в грудь. — Но имеются отдельные моменты, — продолжала она. — Я могла бы указать на них прямо сейчас, но уже время обеда и…
Они отправились обедать вместе, в тот день и в последующие. Кора начала его опекать, направлять, как будто бы он не мог писать сам. Каждое утро она врывалась к нему с улыбкой и кофе, за обедом говорила, какие блюда лучше приготовлены, водя его ладонь по меню, после обеда непременно таскала его в буфет пить апельсиновый сок, намекала за вечерней работой на их отношения, претендуя на место в его жизни, которого он для нее не планировал. По-настоящему расплакалась, когда однажды он отправился обедать без нее, и, когда он похлопывал ее по плечу, неловко утешая, она вдруг прильнула к нему, ее твердый рот умело принялся за дело, выпуклые формы вжались в него. Он отодвинулся назад, ошеломленный.
— Кора.
Она погладила его по щеке.
— Не думай об этом, милый. У тебя важная работа.
Потом она ушла, и Оуэн сидел за столом, ощущая тревожное покалывание в кончиках пальцев. Неделя, еще неделя.
— Привет, — сказала Линда. — Как поживаешь?
— Отлично, — ответил он, в этот момент вошла Кора, одетая в тесный габардин, в обтягивающий шелк. — Обед? Я с удовольствием. Встретимся с тобой в… А. Хорошо! — Он повесил трубку. Кора пристально смотрела на него.
Опускаясь на красное кожаное сиденье «линкольна», он увидел на другой стороне улицы Кору, она провожала его угрюмым взглядом.
— Привет, Оуэн, — сказала Линда.
«Линкольн» вписался в поток других машин. «Вот ведь глупость», — подумал Оуэн. Надо будет как-то разобраться с Корой.
Первый отказ она восприняла как благородный жест, сделанный самоотверженным супругом ради жены и детей. По крайней мере, казалось, что она восприняла это так. Господи, как все сложно.
Потом был обед на бульваре Сансет-Стрип, позже — ужин, Оуэн был уверен, что столько часов, проведенных им в обществе Линды, убедят Кору, что она его не интересует. На следующий вечер был ужин и филармония, еще через два дня — танцы и поездка на побережье, на следующей неделе — пробный показ в Энсино.
