Он выпрямился и посмотрел на нее, ничего не отвечая. Выражение безмятежного счастья сошло с ее лица. Теперь оно было напряженным и непреклонным.
— Почему, Дэвид?
— Я же сказал тебе, милая…
— Ты мне ничего не сказал.
— Нет, сказал. Я понял, что должен доверять тебе.
— Это не причина.
— Энн, давай не будем спорить сейчас. Неужели это так важно…
— Да, это очень важно! — Голос ее сорвался, — А как же твои биологические законы? «Ни одна женщина не может забеременеть, не будучи оплодотворенной мужчиной». Ты постоянно твердил об этом. Как насчет этого? Неужели ты утратил веру в биологию и начал верить в меня?
— Нет, дорогая. Просто теперь я знаю то, чего не знал раньше.
— И что же?
— Я не могу тебе сказать.
— Опять тайны! Это что, Клейнман тебе посоветовал, только чтобы не волновать меня на последнем месяце? Не лги мне, я знаю, когда ты мне лжешь.
— Энн, не волнуйся так.
— Я не волнуюсь!
— Ты же кричишь. Перестань.
— Не перестану! Ты мучаешь меня больше полугода, а теперь хочешь, чтобы я сохраняла спокойствие и холодный рассудок! Так вот, я не стану! Меня тошнит от тебя и твоего высокомерия! Меня тошнит от… А-а-а!
Она дернулась на кровати, голова заметалась по подушке, на мгновение Энн стала абсолютно белой. Глаза, устремленные на него, были глазами обиженного ребенка, ничего не понимающего и потрясенного.
— Мой живот! — стонала она.
— Энн!
Она теперь наполовину сидела, тело дрожало, ужасные, отчаянные стоны вырывались из горла. Он держат ее за плечи, стараясь успокоить. «Марсианин! — пронзила его мысль. — Ему не нравится, когда Энн злится!»
— Все в порядке, детка, все…
— Он делает мне больно! — плакала она. — Эта боль из-за него, Дэвид! О боже!
— Он не причинит тебе вреда, — услышат он собственный голос.
— Нет, нет, нет, я не вынесу, — говорила она сквозь стиснутые зубы, — не вынесу.
Затем, так же внезапно, как начался, приступ прошел, и ее лицо совершенно прояснилось. Но не потому, что она по-настоящему расслабилась, просто лицо лишилось всякого выражения. Энн с недоумением смотрела на мужа.
— Я ничего не чувствую, — сказала она тихо, — Я… ничего… не…
Она медленно опустилась на подушку и полежала секунду. Потом сонно улыбнулась Коллиеру.
— Спокойной ночи, Дэвид.
И закрыла глаза.
Клейнман стоял рядом с кроватью.
— Она в самой настоящей коме, — произнес он негромко. — Или, я бы сказал, в гипнотическом трансе. Все органы работают нормально, но ее разум… заморожен.
Джонни посмотрел на него.
— Временное прекращение жизненных функций?
