— Она вернулась, — сказал Джонни.
Они впустили ее в гостиную. Энн казалась смущенной, и что-то с ней было не так. Не отвечая на торопливые вопросы Коллиера, она сразу направилась на кухню, словно никого вокруг и не было.
— Кофе, — произнесла она утробным голосом.
Коллиер хотел было ее удержать, но ощутил на плече руку Джонни.
— Оставь ее, — сказал Джонни, — Пора уже докопаться до сути.
Она остановилась перед плитой и зажгла огонь пол кофейником. Механическими движениями кинула в него несколько ложек кофе, захлопнула крышку и застыла, смотря на кофейник изучающим взглядом.
Коллиер попытался что-то сказать, но его снова остановил Джонни. Еле сдерживаясь, Коллиер стоял в дверях кухни и наблюдал за женой.
Когда коричневая жидкость начала подниматься куполом, Энн сняла кофейник с огня. Без помощи прихватки. Коллиер задержал дыхание и скрипнул зубами.
Кофе залил стенки немытой чашки. Энн с грохотом поставила кофейник и жадно приникла к дымящемуся напитку.
Она прикончила целый кофейник за десять минут.
Она пила кофе без сахара или сливок, как будто ей было наплевать на вкус. Как будто она вообще не ощущала вкуса.
И только когда она допила все, мышцы лица немного расслабились. Энн откинулась на спинку стула и долго сидела так. Они молча наблюдали.
Потом она посмотрела на них и засмеялась.
Энн рывком встала и тут же снова упала на стул. Коллиер услышал, как Джонни вдруг с шумом втянул воздух.
— Господи, — сказал он, — да она пьяна!
Она оказалась тяжелым и громоздким грузом, и они с трудом подняли ее по лестнице, в особенности из-за того, что она никак им не помогала. Энн все время мурлыкала что-то под нос, странную, лишенную мелодии последовательность, которая развивалась какими-то неопределенными интервалами, повторяясь снова и снова, будто вой ветра. На лице ее застыла блаженная улыбка.
— Хороша мамаша, — проворчал Коллиер.
— Терпение, терпение, — шепотом ответил Джонни.
— Тебе-то легко говорить…
— Тсс, — прервал его Джонни, но Энн все равно не слышала ни слова из их разговора.
Она перестала напевать, как только они положили ее на постель, и погрузилась в глубокий сон, не успели они распрямиться. Коллиер накинул на нее тонкое одеяло и подложил под голову подушку. Она не шевельнулась, когда он приподымал ей голову.
Они вдвоем молча стояли у постели. Дэвид смотрел на жену, которую больше не понимал. Его мозг раздирали противоречивые, приносящие боль мысли, и сквозь них проступало кошмарное пятно все еще не умершего сомнения. Кто же отец? Пусть он не смог уйти от нее, пусть продолжал любить из сострадания, все равно им не вернуть прежнюю близость, пока он не узнает.
