— Где вы полностью отрицали принадлежность к ненавистной шахской гвардии САВАК.[14] Отрицали, что работали на Нематоллу Нассири, возглавлявшего эту организацию.
— Разумеется…
— Разумеется. — Грин продолжил читать. — Нассири был отправлен в Париж при содействии сочувствующих ему военных из иранских военно-воздушных сил. Не так ли?
— Кажется, я что-то слышал об этом, — поддакнул Рашид.
Грин перевернул еще несколько страниц.
— Итак, вы инженер-строитель по образованию.
Рашид молча наблюдал за ним. Грин вновь заглянул в фолдер.
— Попали в Канаду из Франции.
— Как вы сами сказали, детектив, в Париже много таких, как я.
Грин перестал листать страницы, остановившись на той, где было написано: «Доказательства применения пыток».
— Мистер Рашид, многих из моих парижских друзей пытали. Мне довелось видеть страшные шрамы.
— Нам всем пришлось через это пройти.
Грин глянул на Рашида и, облокотившись на стойку, подался вперед.
— Однако у вас их нет и никогда не было. Или я ошибаюсь?
— Детектив, прошу вас… — Рашид не знал, куда спрятать глаза. Грин почувствовал, как тот вспотел. — Я не украл ни цента у этой страны, не пользовался государственным пособием. Меня ни за что не задерживали и ни разу не штрафовали. Моя жена целыми днями работает в пекарне. Мои дети учатся в университете. У меня две дочери…
— Учатся в Университете Торонто, — продолжил Грин. — Старшая — на стоматолога, младшая — на фармацевта.
— Прошу вас, детектив… Я отдал офицеру Кенникоту все пленки, журнал дежурств, дал показания…
Грин стал медленно расстегивать «молнию» на папке. Затем, сунув туда руку, вытащил цветной листок бумаги.
— Офицер Кенникот просмотрел все видеопленки, сверил их с записями в журнале и все перепроверил, побеседовав с другими консьержами, дежурившими на минувшей неделе. Да вот, взгляните, ваши смены выделены синим цветом.
С опаской человека, идущего по высокому мосту и заглядывающего вниз через перила, Рашид посмотрел на протянутый Грином листок.
— Было несложно понять, что рассказанное вами при нашей первой встрече оказалось не всей правдой, — продолжал Грин. — И несложно было прийти к выводу: ваш рассказ на Комиссии по делам беженцев — сплошное вранье.
Рашид не отрываясь смотрел на Грина. Его взгляд потух.
— Мне бы этого очень не хотелось, Рашид. Мой отец был беженцем. Чтобы попасть в эту страну, приходилось делать какие-то до сих пор непонятные мне вещи. Я бы с удовольствием убрал это, — он ткнул пальцем в папку, — куда-нибудь и забыл.
