«Почему же никого нет? — Она посмотрела на часы: 9:50. — До начала суда под председательством Саммерса времени впритык. Но я успею. Буду вовремя».
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем старые двери лифта с грохотом открылись. Нэнси опять взглянула на часы. Было 9:55. Стоило поторопиться. Она осторожно перекатила тележку через неровный металлический порожек на затоптанный коврик и стукнула по кнопке второго этажа. Закрывшись наполовину, двери застопорились.
«Только этого не хватало», — подумала Пэриш, барабаня по кнопке «закрыть двери». Двери не шевелились. Она попробовала нажать кнопку «открыть двери». Безуспешно.
— Давай же, давай! — воскликнула она, тыкая то одну, то другую кнопку.
Безрезультатно. Она застряла.
Оставалось одно. Повернувшись боком, Пэриш втиснулась в щель между дверями и посмотрела вокруг. Странно. Не было никого, кто мог бы помочь. Сморщившись от напряжения, она что есть сил навалилась на дверь. Почувствовала, как на затылке ближе к шее выступила испарина. Наконец двери, поддавшись, с грохотом открылись.
Она выкатила тележку назад через порожек к подножию лестницы и отстегнула эластичный шпагат, удерживающий коробки. Потом перетащила по одной все коробки сначала на площадку лестничной клетки, а затем к двери зала судебных заседаний 121 на втором этаже.
Вокруг по-прежнему никого. Не было даже Горация с его колокольчиком. Пэриш взглянула на часы. Начало одиннадцатого. И это не сон. Все происходило наяву, и она опоздала. Сходить вниз за тележкой не было времени. Все уже давно в зале суда. Она взялась за ручку. Дверь оказалась заперта. Нэнси слышала доносящиеся из зала голоса. Она постучала, но никто ей не открыл. Она постучала вновь, уже громче. Ноль эмоций.
Тогда Пэриш закричала:
— Откройте! Это не моя вина! Идет слушание по моему делу!
— Это твоя вина, Нэнси, — раздался голос из коридора. Она подняла голову. У одного из лиц, вылепленных наверху круглой гранитной колонны, каменный рот двигался, как физиономия детской резиновой куклы, которую надевают на пальцы. — Все это исключительно твоя вина, Нэнси, — говорил каменный рот.
Пэриш содрогнулась и вновь стала хвататься за ручку двери. И вдруг поняла, что судорожно комкает край простыни. Она схватила радио-будильник и развернула к себе. На красном светящемся циферблате было: среда, 1:40.
Нэнси вновь упала на подушку. Ее хлопчатобумажная майка была вся влажная. За прошлую неделю, с тех пор как начались ночные кошмары, она использовала все четыре ночные сорочки и теперь принялась за майки. Сев на кровати, она стянула ее с себя через голову.
