Когда я прочитал это вслух, Педро вскочил со стула.
— Чего же мы ждем?
— Пока ты наденешь хотя бы туфли и рубашку.
Первым делом мы заехали за старшей сестрой — в больнице был нейрохирургический инструментарий, однако его давно не стерилизовали, так как никто им не пользовался. Педро пошел с сестрой в операционную и показал, какие инструменты и материалы надо стерилизовать. Мы оставили ее за этим занятием, а сами в ожидании расположились в алюминиевых креслах-качалках у входа в больницу, отдавшись на растерзание комарам.
Около одиннадцати мы увидели фары автомобиля, который на большой скорости несся по шоссе. Водитель резко затормозил и развернулся у въезда в больницу. Через несколько секунд машина остановилась возле нас. Ее вел шофер из Асунсьона. Рядом с ним сидел солдат. Позади плакала женщина. Ей было лет тридцать пять, но горе состарило ее. Вместе с ней из машины вышел мужчина лет сорока — судя по всему, ее родственник. На носилках лежал крепкий, сильный мулат со светлой кожей, тонкими чертами лица и пышными усами. Он весь — голова, лицо, изорванная одежда — был залит кровью.
Педро, не теряя времени, влез в машину. Через окно я видел, что он осматривает раненого, и, когда почти сейчас же Педро снова спрыгнул на землю, по его лицу я понял, что он скажет.
— Мертв! И уже давно!
Педро был бы рад ошибиться и потому схватил меня за руки и втолкнул в машину. Однако раненый был мертв.
Все же мы велели вытащить носилки и отнести его в приемный покой — нам хотелось произвести более тщательный осмотр.
К Педро подошел солдат:
— Вы должны выдать мне бумагу, доктор, опишите в ней все его раны и отчего он умер — в Асунсьоне арестован из-за него один парень.
Мы выдали ему свидетельство о смерти с подробным описанием всех увечий.
Женщина не переставала плакать, но я обратил внимание, что она не вскрикивала и не причитала, как это принято у местных крестьянок.
После полуночи машина с покойником отправилась в обратный путь.
На следующий день, ближе к вечеру, на холмах Кантильо, возле Асунсьона, развернулось шествие, привычное глазу местных жителей, но приковавшее внимание тех, кто не знаком со здешними обычаями. Странная процессия двигалась по тропинкам и стежкам, спускаясь и поднимаясь по взгоркам, пересекала высохшие русла рек, обходила кофейные плантации — она направлялась к кладбищу.
Впереди четверо мужчин несли длинное, крепкое, но не толстое бревно, к середине которого была прикреплена белая ткань, облегавшая тело покойного. За ними следовали удрученные горем родственники и друзья умершего.
