Сегодня воскресенье, мы не дежурим, и жена ортопеда сказала, что пойдет погулять, пусть хоть промокнет до нитки и простудится. Не знаю, может быть, она просто пошутила, но вдруг мы все загорелись, решили прогуляться, пусть даже и под проливным дождем.
Из Хамаля, деревни возле Баракоа, к нам приехал тамошний врач, Тони. Пока они вместе с Педро готовились к вылазке, кто-то осторожно, даже робко постучал к нам в дверь.
Открыв, я увидел крестьянина, высокого, с бронзовой кожей, худым лицом и черными глазами. Одет он был в потрепанные рубашку и штаны. Из-под его широкополой шляпы из ярея выбивались пряди гладких черных волос. Он промок насквозь, вода ручьем стекала по шляпе и одежде к босым ногам. В правой руке он держал перевязанный веревкой мешок, в котором, видимо, была какая-то еда или фрукты. Вид у него был торжественный и печальный — во всяком случае, мне так показалось. Возможно, потому, что одет он был бедно.
— Я продаю фрукты, — пробормотал он, — и вот подумал… может, вам надо…
— Какие фрукты? — спросил я и тут же перебил себя: — Да не стойте вы здесь, не к чему промокать еще больше, заходите в дом…
— Мушмула… Очень хорошая, вот я и принес вам немного.
Я заглянул в мешок и крикнул:
— Сесилия! Хочешь мушмулы?
В Баракоа фруктов хватало и купить их не представляло никакого труда, но мне показалось, что мы должны помочь этому бедному человеку.
Моя жена была того же мнения, я это понял по ее глазам. Она снова пригласила крестьянина в дом, однако он и ей ответил отказом:
— Нет-нет, вы не беспокойтесь…
— Ну ладно, дайте на двадцать сентаво. Почем вы продаете?
— Я продаю мешок, сеньора, за два песо.
— Для нас это слишком много… Ладно, дайте на сорок сентаво…
Дождь хлестал по шляпе и по телу крестьянина, а он, тупо уставившись на жену, монотонно бубнил:
— Берите за песо и девяносто сентаво…
— Да нет же, дайте мне на сорок сентаво, — возразила Сесилия.
— Песо восемьдесят пять…
— За что песо восемьдесят пять? — вмешался я.
— Песо восемьдесят пять за весь мешок…
— Я же сказал вам, что для нас это слишком много. Ну хорошо, дайте на шестьдесят сентаво.
— Песо шестьдесят…
Я смотрел на этого человека, который, казалось, не слышал, что ему говорят, а только все сбавлял по пять-десять сентаво за свой мешок, который хотел продать сразу.
— Ну хватит, давайте на шестьдесят сентаво, — соглашается жена.
— Песо пятьдесят…
— Послушайте, — Сесилия начала раздражаться, — разве вы не понимаете, что нам не нужен весь мешок?
