Наконец Мерлин с кислой миной повернулся к волшебнику, прижимая к себе сосуд.
— Это глаз дракона. Она говорит, что это самое подходящее из того, что у нее есть. Он очень старый и сильный, мы должны быть крайне осторожны с ним.
Травница подала бумагу, на которой были нарисованы какие-то иероглифы. Профессор быстро проглядел и подписал ее.
— Я только что освободил ее от всякой ответственности и пообещал не преследовать, если что-то пойдет не так.
— Освободил от ответственности? — недоуменно повторил Гидеон.
Оуроборос обратилась к своей памяти будущего.
— После твоего времени. Юридическое нововведение семнадцатого века, — шепнула она.
Несколько портретов Бенджамина Франклина сменили хозяина, и китаянка теперь сияла улыбкой. Она радостно крикнула им вслед:
— Спасибо! Заходите еще, пожалуйста.
Кухня превратилась в мастерскую. Обеденный стол накрыли старой простыней. Из кабинета мистера Оглторпа позаимствовали вращающуюся настольную лампу. На посудном полотенце лежало множество крошечных губок, кисточек, металлических шпателей, рядом разместились маленькие бутылочки. Микко склонилась над предметом, соседствующим с увеличительным стеклом, а Теодора время от времени подавала ей какой-либо инструмент или малюсенькую бутылочку чистого спирта. Наконец Микко откинулась назад и перевела дух.
— Я всегда знала, что изучение художественной реставрации когда-нибудь пригодится, — сказала она. — А теперь, Додо, взгляни и скажи, что ты думаешь.
Теодора низко наклонилась, чтобы посмотреть. Иногда она задавала себе вопрос: есть ли что-нибудь, чему Микко не училась? Видимо, большая часть ее знаний связана с искусством или редкими книгами — девочка знала, что Микко чуть не стала доктором искусств.
Теперь, когда тонкую пластинку слоновой кости тщательно очистили от грязи с Сентрал-сквер, она засияла красками. Фиолетовый чертенок с красными глазами отшатнулся от нападающей виверны. Защищаясь, он вскинул когтистые лапы, а в зеленых глазах застыл страх. Сине-черная спина виверны блестела, а чешуйки, плотно прилегающие друг к другу, придавали ей сходство с лоснящейся шкурой тюленя. Перепончатые, как у летучей мыши, крылья, сложенные на спине, местами были такими тонкими, что просвечивали. Хищно изогнутый черный клюв отливал серебром, как дуло ружья, глаза блестели яркими изумрудами. Ярко-алый раздвоенный язык тянулся к загнанному в угол чертенку. (Вообще-то у настоящей виверны язык не алый и не раздвоенный, но сейчас это не важно.)
