Высокий, худой, черный, с сухим упрямым лицом. Большой силы воли, часто переходящей границу и впадающей в упрямство, очень выдержанный, всегда наружно спокойный, он был вместе с тем, чрезвычайно чуткий человек и порядочный, с большим размахом, товарищ. Как к себе, так и к людям, в то время, он относился очень строго и последнее обстоятельство ему много портило в жизни.
Я его высоко ценил.
В августе я съездил в Петроград, где мне удалось достать сахарину. В Сольцах я его удачно обменял на хлеб.
Казалось дело наладилось, и я вскоре вновь отправился в Петроград, не подозревая, что этим путешествием заканчиваются мои последние дни на свободе.
Дело было так.
Я возвращался в наш городок с новой партией сахарина.
Было раннее утро. Я вышел на станцию и направился к извозчичьей бирже. Народу было мало. Передо мной вертелся какой-то маленький человек, на которого я обратил внимание только потому, что он был горбатенький.
Я сел на извозчика, сказал ему свой адрес и поехал. На нашей окраине извозчики были редкостью и меня удивило что за мной все время слышался стук разбитой извозчичьей пролетки. Оглянувшись я увидел горбача.
Все еще ничего не подозревая я вошел в свою комнату и застал в ней хаос... Все было перерыто. Прибежала хозяйка и сообщила мне об аресте Юрьева.
«Горбач — сыщик, — я попался, как маленький», мелькнуло у меня в голове. «Нужно не медля идти пешком на ближайшую станцию, сесть на поезд и ехать обратно в Петроград».
«Но Юрьев без денег, у меня сахарин», — и мне захотелось передать его моим знакомым.
Я вышел в сад, перелез через забор, вышел на реку и окружным путем пошел к нашим общим друзьям.
Вошел, поздоровался... И сейчас же стук в дверь. На пороге чекисты, с горбачем во главе... Ордер Чека на мой арест и обыск у меня на квартире.
Досадно... Пришлось подчиниться и я, окруженный тремя чекистами, снова пошел к себе.
Впервые я шел по улице, как арестант. Было неприятно и как-то обидно, что не сумел уйти от чекистов.
В уме я перебирал какое серьезное обвинение мне может быть предъявлено.
У меня было три вины перед советской властью.
Первая моя вина состояла в том, что в начале революции я был в числе организаторов одного из военных союзов.
Революция и последовавший за ней развал армии пошли из Петрограда. Оттуда же пошла волна развала на фронт.
Тогда, казалось, нужно было соединить фронт с общественными деятелями и в том же Петрограде поднять другую волну — волну оздоровления, которая могла бы докатиться до фронта.
