Сейчас я его не застал, а Шура со мной почти не говорила — ее новорожденная дочка чем-то болела, и она всецело была этим поглощена.
На заре за мной заехал Николай Иванович и мы покатили. Во Владимире свернули на юг. В 20 километрах вверх по Клязьме в селе Улыбышеве находилось ныне законсервированное строительство ГЭС. В складе тамошней бурпартии нам предстояло взять 15 полушубков и заправиться бензином.
Бухгалтерия, как всегда, была верна своим привычкам, и я провозился с этим делом полдня, переругался вдрызг, наконец полушубки получил, и мы поехали дальше.
В Москву попали поздно вечером. Николай Иванович отправился на машине со всеми вещами ночевать куда-то за город. А я поехал на Самотеку к зятю своей жены артисту Борису Александрову.
Он отправил свою семью в эвакуацию в Чувашию и жил один. Сейчас я снова застал его за игрой в преферанс с друзьями артистами. Судя по горам окурков на столах, на полу, в цветочных горшках, играть они начали с предыдущего вечера.
Ему было не до родственных разговоров. Он мне только указал, где взять чайник, стакан и еду.
Позвонив Лущихину, я выяснил, что тот приехал только час назад и собирается провести в Москве еще два дня. Ура, я мог на следующее утро ехать к родителям в Дмитров, о чем остро мечтал!
С наслаждением я принял ванну и собирался ложиться спать в кухне, как вдруг вошел другой зять моей жены, Кубатович Александр Михайлович.
В семье его недолюбливали за тяжелый характер. Бывший белый офицер, он сделался крупным специалистом-животноводом по свиньям. Для меня лично он многое сделал: когда-то меня нигде не принимали на работу, а он давал мне халтуру с генетическими таблицами по этим свиньям. Сейчас, увидев дым в комнатах и чужих людей, он прошел в кухню и сказал мне, что сегодня у него день рождения и есть пол-литра водки. Я с радостью достал деревенские гостинцы, и мы вдвоем просидели с яичницей, с картошкой и чарочками, беседуя до самого рассвета о судьбах родины.
Больше я его не видел, он погиб от гангрены, отморозив себе ноги, когда сопровождал свиней в эвакуацию.
Утром, только я собрался ехать в Дмитров, как вдруг раздался звонок и вошел мой тесть.
Еще в первые дни войны он уехал в Сталинград к своему младшему сыну — военинженеру III ранга, но того перевели на Урал. И тесть, не желая оставаться с малосимпатичной ему невесткой, вдвоем с моей тещей с превеликим трудом добрался до Москвы. Виду него был осунувшийся и постаревший.
