— Ты скучала? — его рука погладила ее живот, провела по груди.
— Нет, — по привычке ответила она. Как легко было забыть, кто ее вырастил и кем она воспитана! Как легко было простить и чайную церемонию, и кимоно, и «сямисэн»!
Японец легонько толкнул Адель на постель, в качестве первого трофея оставив себе ее рубашку. Перевернул на живот. Меж ног она почувствовала его пальцы. Настойчиво он гладил Адель сквозь шелк, и она почти не чувствовала, как другая рука касается точек на ее теле. Шея, уши, затылок, спина — в какой-то строгой последовательности, словно исполняя таинственный ритуал.
— Ну же! — нетерпеливо прорычала она и попыталась перевернуться, но сильные руки Кена заставили ее повиноваться.
— Тише, — прошептал он.
Медленно он стянул с нее шелковые штаны, приподнял ее и подложил под живот подушку. Тогда, наконец, Адель приняла его.
В сумерках они бежали к окопам русских, неумело прячась за разбитыми в бою танками. Золотые пуговицы на кителях блестели. Им удалось подобраться значительно ближе, чем отрядам пехоты — оккупанты не решались стрелять в детей. Первым открыл огонь Генрих, он всегда был образцом, и теперь несся зигзагами, хладнокровно держа в памяти инструкции, вызубренные за столько лет. За ним стали стрелять остальные. Бой шел, как их учили — они вели отряд к победе, и взоры врагов помутнели от страха. Потом она увидела Генриха — он упал на колени, захлебываясь кровью. Его ангельское лицо сделалось страшным. Мальчики падали. Адель вспомнила, что надо ползти. Колючая земля царапала китель. Она наткнулась на раненого Зигфрида. «Волчонок» прерывисто дышал — грудная клетка вздымалась, белокурые кудри посерели от дыма и пороха. Он скулил тонко-тонко, воспаленные губы повторяли «muter, muter», из голубых глаз текли блестящие слезы. Жалкий, жалкий «волчонок».
— Адель, чиби[15], ты совсем замерзла, — обнял ее, дрожащую, Кен.
Спозаранку она услышала протестующее нытье Ясы, которого Томико субботним утром тащила в синтоистский храм молиться Фукурокудзю, богу ученой карьеры и мудрости. После душа Адель спустилась на кухню и заварила черный чай. По пути в гостиную застала тренирующегося в маленьком спортивном зале Эда. С коротким криком полуголый человечек совершал немыслимые движения, сражаясь с невидимым противником. Сальто, прыжки, перевороты… Истинная обезьянка. Вдруг Эд вскарабкался по стене и перебрался через всю комнату по потолку. Адель заметила прикрепленные сверху балки, о которые Эд упирался руками и ногами. Поглощенный тренировкой, Эд не обратил на нее внимания. Адель заметила очки, аккуратно оставленные на подоконнике. За время, которое она провела здесь, Адель впервые видела Эда в образе бойца. Первые дни гном запирался у себя — щелкал фотоаппарат, шелестела бумага, звенели рассыпавшиеся по столу детали. Томико вносила ему на подносе еду. Вечерами «алхимик» вылезал из своей лаборатории, с неизменной ручкой за ухом, небритый, в мятой рубашке — проявлять пленку в затемненной комнатке, откуда слышалось его бормотанье. Поймав момент, Томико вбегала в «пещеру», проветривала, убирала постель, выносила мусор и перепачканные чернилами вещи, стирала и гладила, прекрасно осознавая, во что все превратится назавтра. Беспорядка на столе она не касалась — на чертежи и бумаги Эд наложил строгое табу. После отъезда Кена он вдруг взялся отвозить в школу Ясу и забирать его, а теперь…
