Я с нетерпением ждала возвращения Астафьи, мыкаясь у окна. К бабушке я не входила, понимая, что сейчас ей не до меня, наверняка с духом своей матери совет держит. Когда Астафья вернулась, то рассказала, что Федот даже не удивился ее приходу, до того измучился застрявшей рыбьей костью. Астафья подала ему осиновую лучину, и, когда он освободился от косточки, она передала ему слово в слово бабушкин наказ. Я, глядя на то, как они собираются, думала, что вряд ли они меня возьмут в храм. Но бабушка сказала: «Нет, душа моя, пойдешь с нами. Род Степановых не только мой, но и твой тоже. И я слов таких простить о своих никак не могу, да и не должна». Когда мы пришли в храм, служба уже шла. Агафья, осмотревшись, сказала: «Не вижу его что-то, не придет, наверное». «Нет, – сказала бабушка, – он здесь, стоит спиной к алтарю, прямо перед носом батюшки, и никто его не видит, силен однако».
«Я хочу его видеть, я хочу его видеть», – зашептала я, дергая бабушку за рукав. Она наклонилась к моему лицу и твердым голосом тихо сказала: «Видеть будешь все и запомни все, что увидишь. Стой и молчи, ни шагу из церкви и ни звука, а то помешаешь, не забывай, что я тебе говорила, ты моя кровь и можешь мне все перебить». Потом она дотронулась до моего лба, и я увидела бородатого мужика. Он действительно стоял лицом к выходу и спиной к алтарю. Священник читал, и люди, стоя вокруг него, молились. Как всегда, горели свечи и лампады, подпевал церковный хор, но я понимала, что в храме происходит никем не видимая борьба. Дед был огромен, с рыжей лохматой бородою. Он показывал бабушке фигу, и лицо его дергалось в гримасе. О приемах оморочки мне было известно. Люди могут не видеть опасности и идти прямо на нее. Или видеть вместо змеи палку, вместо палки – змею. Способов много, и все они разные. Но этот способ был продемонстрирован прямо в церкви, во время службы, перед лицом священника, читающего молитвы. Глянув на Астафью, я поняла, что она, как и все, ничего не видит. Людей было немного, но ведь глаз было много. Но только эти глаза колдун от себя отвел!
Бабушка вступила навстречу Федоту, и он подступил к ней. Я стояла, и мне было жутко от страшных гримас бородатого деда. Он корчился и как бы пытался присесть, но будто спохватывался и выпрямлялся. Это могло бы выглядеть смешно, если бы я не знала того, что на самом деле происходит между этими двумя мастерами. На какое-то мгновение я прикрыла глаза. Когда я подняла веки, то увидела, что Федот ползком передвигается к двери. Бабушка шла за ним очень медленно, так же медленно, как он полз по каменному полу храма. Когда она проходила мимо меня, я увидела, что из ее закушенной губы стекает струйка крови. Лицо ее было беломраморное и настолько уставшее, каким оно бывает в самые тяжелые дни ее работы. Я двинулась следом за бабушкой на улицу. Каково же было мое удивление, когда я увидела, как дед Федот пляшет вприсядку во дворе церкви. Видно, бабушка, любя Бога и чтя церковь, не захотела, чтоб он прыгал в храме, но на улице не сдержалась и проучила своего обидчика. Позже я узнала, что Федот испросил через Астафьюшку у бабушки прощение и вернул ей все ее травы. Прошли десятки лет с того дня, но я до сих пор ясно вижу, как бородатый здоровый мужик наяривает вприсядку посреди церковного двора.
