с родителями, никаких бар-мицв у дальних родственников. В университете она не посещала еврейский клуб. Не отмечала ни Пурим, ни Песах, ни Шаббат. Ничего, кроме Хануки в доме Бенни, для которой сделала исключение, потому что на Хануку принято вручать подарки, а еще — ради племянника с племянницей: Робин их очень любила, а дети обожали этот праздник.
И вот после стольких лет ее угораздило попасть на пасхальный ужин, седер. Она здесь — в городке Нортбрук, штат Иллинойс, в гостях у родителей своего скорей-всего-парня. Робин в элегантном синем платье стояла в гостиной, полной народа, и держала за руку Дэниела. Она вцепилась в него инстинктивно, потому что иначе ее унесла бы толпа. Робин совсем не кокетничала, не играла в нежные чувства — она всего лишь спасала свою жизнь.
— И откуда в тебе эта неприязнь? — сказал Дэниел недели за две до Песах.
Он только что пригласил ее к своим родителям: вкусно поесть, развлечься, познакомиться с семьей. Дэниел очень хотел, чтобы она поехала — получив отказ, он не сдался. Обычно решение оставалось за Робин: они пили и занимались любовью, когда хотелось ей. Кстати, для обоих это был лучший секс в жизни. Они наконец поняли, что такое пара, хотя бы в физическом смысле — по тому, как прижимались друг к другу их соленые от пота, переполненные желанием тела, по тому, как разговор перетекал от непристойностей к нежной чепухе. Однако совместное будущее они не обсуждали, говорили в основном о матери и ее болезнях, о папочке-козле, о том, как прошел у Робин день, иногда — о том, что случилось у Дэниела, и только. Порой она жаловалась:
— Родители совсем сбрендили, до психушки меня доведут.
— А ты не думала обратиться к психологу? — спрашивал он.
— Хочешь сказать, мне пора?
Тут он уходил, подняв руки. Отвечать на такой вопрос? Нашли дурака! Робин всегда командовала парадом. Однако стоило сказать, что к родителям она не поедет, как он вскинул голову с мягкими, светлыми волосами и пристально взглянул на подругу.
— Не сложилось у меня с иудаизмом, — сказала она.
— Обычный семейный ужин. С небольшим оттенком еврейских традиций.
— Пожалуйста, не настаивай.
— Это я говорю «пожалуйста», а ты мне отказываешь.
Она плюхнулась на диван и обхватила руками колени, прижав к ним голову.
— С чего ты так уперлась? Это ужин, отличный ужин с милыми людьми. Сущие пустяки.
— Если это пустяк, зачем уговаривать?
Дэниел сел рядом, наклонился к ней и с неожиданной твердостью спросил:
