* * *
…И вот Никколо в Мантуе, утонувшей в тумане, который поднимался от воды, окружавшей этот маленький город. Он остановился у некоего Джованни Борромеи, как ему и приказали, потому что именно туда должен был явиться посланец императора. Может быть, это будет тот же самый, что в октябре приходил за первой частью платежа и которого ему описали как человека в возрасте тридцати — тридцати двух лет, невысокого роста и упитанного, кучерявого, рыжеволосого и рыжебородого. Никколо следует опасаться всяких проходимцев, и потому он должен потребовать от порученца, кем бы тот ни был, удостоверить свою личность.
Первая часть операции прошла гладко. Правда, агент императора не был рыжим, но он предъявил письмо, написанное рукой его господина, в котором ему поручалось принять деньги, и выдал расписку. Однако Никколо не может сразу же отправиться в Верону, потому что ему надо дождаться еще одного посланца, которому он должен передать еще тысячу дукатов. Ситуация в Вероне развивается не лучшим образом и там вполне может разразиться такая же буря, как и в Виченце, которая, как стало известно Макиавелли уже в Мантуе, изгнала из своих пределов гарнизон императора.
Никколо не тот человек, который склонен терять время или проводить его, как нераскаявшийся рифмоплет, в работе над «Деченнали». Он пользуется отсрочкой, дабы побродить по городу, изучить настроения людей, а чтобы понять настроения двора, посещает дворец Гонзага, чтобы приветствовать маркизу от имени флорентийской Синьории. Изабелла д’Эсте в свои тридцать пять лет была еще очень красива. Леонардо да Винчи, по-видимому, был влюблен в нее до такой степени, что, испугавшись своего чувства, бежал из Мантуи, где скрывался после падения Лодовико Моро, своего прежнего хозяина. Она приняла Никколо «весьма любезно» в большом зале, где решала государственные дела, после того как ее муж попал в плен по пути на позиции артиллерии императора, осаждавшей Падую.
Франческо Гонзага, супруг Изабеллы, с августа томился в Венеции, в Торреселло — башне-тюрьме Дворца дожей, где по этому случаю сменили засовы и добавили решетки. Венецианцы наслаждались местью, заточив своего бывшего славного кондотьера в тесную и мрачную темницу как предателя, перешедшего на службу Камбрейской лиге. Получив известие о пленении Гонзага, папа бросил на землю шапку, проклиная святого Петра!
Изабелла была настоящей знатной дамой. «Nec spe nec metu!» («Без надежды и страха!») — гласил ее девиз. Осушив слезы, она твердо взяла бразды правления в свои руки. Она готова была перевернуть небо и землю, только бы освободить мужа. До сих пор ее усилия не приносили плодов, потому что Людовика XII, Юлия II и Максимилиана заботила не столько судьба несчастного маркиза, сколько возможность закрепиться в Мантуе под предлогом помощи женщине, оставшейся без защиты, и Изабелле приходилось прилагать массу усилий, чтобы держать их на расстоянии.
