…Однако еще не настало время сожалеть о том, что Бальони не стал национальным героем. Сейчас, в Перудже, Макиавелли испытывает совсем другие чувства. Увлеченный приключением и желая узнать, чем оно закончится, он скачет вслед за Юлием II и его кардиналами, которые тащат за собой «все свои сокровища».
* * *
Итак, Юлий II захватил Перуджу без боя и движется теперь к Болонье.
Что Людовик XII не хочет помогать понтифику в его предприятии против Джованни Бентивольо, поскольку владетель Болоньи считается его другом, — это еще мягко сказано! Маркиз Мантуанский попал в гораздо более деликатную ситуацию: Бентивольо — его родственник. Но что можно противопоставить папе, который утверждает, что осуществляет священную миссию, который заявляет, что начал войну, «чтобы освободить города Италии от тиранов и сделать их достоянием Церкви», и который будет считать себя «виновным перед Богом, если не использует все имеющиеся средства, чтобы достичь этой цели»?
Никколо вместе со всей курией выехал навстречу маркизу Франческо Гонзага, который, к величайшей радости папы, должен был прибыть в Перуджу в сопровождении сотни арбалетчиков. Несколькими днями раньше Никколо слышал, как презрительно Юлий II отзывался об угрозе, которую якобы представлял собой император и которую постоянно использовали венецианцы, чтобы напугать понтифика: «Эти венецианцы по своему усмотрению приводят императора в Италию и уводят его. Ерунда! Все образуется, если придет Мантуя и перестанет хромать Франция».
Наконец Мантуя здесь! Между тем все надеются, что Франческо Гонзага удастся убедить папу договориться с Бентивольо и отказаться от немедленного нападения на Болонью. Однако Макиавелли настроен весьма скептически: ничто не остановит Юлия II! Папа «до сих пор вел свое дело с необычайной горячностью, а теперь он весь — огонь».
Вместе с экспедиционным корпусом Никколо покидает Перуджу и углубляется в горы. Миновав 22 сентября Губбио, изнуренный кортеж вступил в дикое ущелье, ощетинившееся утесами, к которым цеплялись могучие крепости; люди и животные с трудом продвигались по узкой крутой тропе, окаймленной оврагами и бездонными пропастями. Какое было облегчение выйти через два дня на менее крутые склоны долины Метауро! Наконец 29 сентября показались башенки дворца Урбино, напоминавшие каменный фонтан, устремившийся к небу.
Гвидобальдо да Монтефельтро приказал открыть городские ворота и пропустить папский кортеж. Папа расположился в герцогском дворце, этом «городе в городе», как описывает его Бальдассарре Кастильоне
