Тем сильнее было потрясение, когда в момент возношения Святых Даров Франческо Пацци и Бернардо Бандини обнажили кинжалы и с невиданной силой и яростью вонзили их в Джулиано. В нескольких шагах от них безоружный Лоренцо, истекая кровью, сражался с двумя священниками, пытавшимися его зарезать. Более ловкому и физически сильному, чем его убийцы, Лоренцо удалось вырваться и спрятаться в ризнице, дверь в которую с лихорадочной быстротой запер за ним его близкий друг поэт Анджело Полициано.
Никто не может сказать, были ли маленький Никколо и его набожная мать среди мечущейся и кричащей от ужаса толпы, когда, как вспоминал Макиавелли в своей «Истории Флоренции», «казалось, что самый храм рушится». Видел ли он расправу над убийцами и арест кардинала Риарио, который, еле живой от страха, прятался под алтарем, тогда как Пацци и Бандини скрылись, воспользовавшись всеобщим смятением? Мы этого не знаем. Но Никколо, безусловно, слышал, как изо всех сил били в большой колокол Палаццо Веккьо — дворца Синьории, призывая граждан на защиту законной власти, потому что в те минуты, когда в Дуомо Джулиано Медичи упал замертво, пронзенный, как Цезарь, кинжалами, здесь, во дворце, разыгрывалась другая драма. Физическое устранение братьев Медичи было лишь частью большого заговора с целью захвата власти, который поддерживали, как станет известно впоследствии, и папа римский, и король Неаполитанский.
Отряду мятежников, возглавляемому архиепископом Пизанским, флорентийцем из семейства Сальвиати и «клиентом» Пацци, которым двигала личная ненависть к Лоренцо, удалось проникнуть во дворец. Сторонники Пацци рассчитывали изгнать преданных Медичи приоров (шестерых или восьмерых магистратов, которые вместе со своим главой, носившим громкое имя «гонфалоньера справедливости», осуществляли исполнительную власть в республике), создать повстанческое правительство и заставить толпу, которую надеялись собрать «во имя народа и свободы» на площади Синьории — своеобразной агоре>[2], где решались все важнейшие государственные вопросы, — провозгласить его законность.
Но их замыслы позорно провалились. Напрасно бунтовщики кричали на площади: к ним никто не присоединился, и они были перебиты дворцовой стражей. А на боевой клич Медичи «Palle! Palle!»[3] (изображение шаров фигурировало на фамильном гербе этого семейства) сбежалась вся Флоренция, дабы дать отпор мятежникам и приветствовать скорый суд над ними. Трупы заговорщиков были брошены на мостовую, а тело архиепископа повешено вниз головой в одном из окон. Вскоре рядом закачалось и тело Франческо Пацци, который скрывался в фамильном дворце на виа дель Проконсоло. Но его разыскали и вытащили из постели, нагого, жестоко страдающего от раны, которую он в ярости сам себе неосторожно нанес.
