Никколо Макиавелли | страница 39



Франческо Содерини не отличался особой изворотливостью, но имел большой практический опыт, обладал величественной осанкой, умел плавно говорить и был весьма слащав, как то и требовалось от будущего кардинала. Синьория рассудила, что с помощью Макиавелли он сможет достойно справиться с создавшейся острой — иначе не скажешь — ситуацией: послам в лагере Чезаре придется ходить буквально по лезвию ножа.

Эта командировка дала Никколо фантастический опыт, который питал все его творчество и, обессмертив человека, установил весьма спорный знак равенства, который пережил века: Чезаре Борджа = Государь = Макиавелли.

* * *

Все началось в небольшой деревушке Понте-а-Сьеве, где Содерини и Макиавелли, с 22 июня 1502 года находившиеся в пути к лагерю, который должен был располагаться близ Камерино, встретили какого-то монаха, сообщившего: «Чезаре нет в Камерино, он в Урбино!» Здесь уже все знали, что государь устремился к Камерино, но в семи милях от города повернул коней и одним броском, без передышки, достиг Кальи, что на границе герцогства Урбино, которое его правитель Гвидобальдо да Монтефельтро покинул без боя.

Новость была ошеломляющей, а подвиг — невероятным. Посланец Чезаре, выехавший навстречу флорентийцам, которые, за неимением других указаний, продолжали свой путь, подтвердил: Чезаре Борджа действительно в Урбино, где и ожидает их с нетерпением.

Никколо был восхищен: захватить целое герцогство — и какое! — без кровопролития и быстрее, чем понадобилось бы времени этому известию для того, чтобы достичь Флоренции. Да, это настоящий полководец! Какая решительность, какая стремительность, не имеющая себе равных, разве что среди великих людей древности! Пусть синьоры не забывают об этом!

Содерини не разделял подобного энтузиазма. У него было такое чувство, что Синьория, отправив своих посланников водить за нос и отвлекать Борджа, бросила их на съедение хищнику. Чезаре подозревал, что сбежавший герцог скрывается в Тоскане, что было бы весьма прискорбно для Флоренции, если бы она решила его защищать.

Никколо же не испытывал сочувствия к Монтефельтро. Некогда герцог был знаменитым полководцем, но теперь появился тот, кто был сильнее его. Римлянин умер бы с оружием в руках, защищая свои владения, а этот сбежал! Как Лодовико Моро, герцог Миланский, как Фердинанд Арагонский, король Неаполя! Государи, лишившиеся своих владений, пусть «пеняют не на судьбу, а на собственную нерадивость, — напишет он в „Государе“. — В спокойное время они не предусмотрели возможных бед — по общему всем людям недостатку в затишье не думать о буре, — когда же настали тяжелые времена, они предпочли бежать, а не обороняться, понадеявшись на то, что подданные, раздраженные бесчинством победителей, призовут их обратно»