— А Пиза? Что решили ваши синьоры? — спросил король, сидя в кресле.
На его покатый лоб спадала прядь волос, а бегающие глаза навыкате выдавали нетерпение.
Но посланцы Республики не получили от Синьории точной инструкции, как отвечать на этот вопрос. Кто будет импровизировать? Никколо Макиавелли или Франческо делла Каза?
Доклад, написанный позднее рукою Макиавелли — секретарем был именно он, — подписан ими обоими, и в нем говорится: «мы». Скорее всего, они говорили по очереди, чтобы иметь возможность перевести дух. Мы знаем, что у Никколо был живой ум и за словом в карман он не лез. Он вполне мог найти нужные выражения, чтобы сообщить о решении Синьории находиться отныне в стороне от вооруженного конфликта (решении, о котором он, к счастью, узнал от Лоренцо Ленци еще в Лионе). Флоренция, еще не оправившаяся от последнего поражения, морально не готова начать новую войну, говорил он; к тому же, даже если бы она этого хотела, у нее нет такой возможности. Однако если король одержит победу и вернет ей Пизу, то Флоренция возместит последнему все расходы.
Это заявление вызвало бурю возмущения у короля, кардинала и всех присутствующих. Чтобы король сражался вместо Флоренции?! На неосторожных глашатаев Республики обрушился шквал ругани и едва прикрытых угроз. Тогда посланники берут свои слова назад, утверждая, что говорили только от своего имени, и это ни к чему не обязывает Республику, поскольку о деле, которое интересует короля, они не имеют никаких сведений и инструкций… и т. д.
Буря постепенно улеглась. Кардинал Руанский предположил, что находящиеся при дворе флорентийские посланцы разминулись с эмиссаром короля, и не удивительно, что они ничего не могут сообщить по существу дела. Людовик XII решает: «Подождем. Мы ничего не можем предпринять, не получив ответа, но ответ этот должен прийти быстро. Я хочу знать, должен ли я распустить пехотинцев, находящихся там по просьбе Флоренции и, напоминаю вам, на ее содержании».
Никколо сразу взялся за перо, чтобы предупредить Синьорию о настроении короля; она же должна, прочитав между строк, отказаться от идеи заставить Францию таскать для нее каштаны из огня.
* * *
Из Невера Макиавелли и делла Каза отправились вместе с французским двором в Монтаржи, потом в Мелен. Этот двор, говорилось в докладе посланников, весьма невелик по сравнению с двором Карла VIII, всю роскошь которого Флоренция имела возможность лицезреть в свое время, когда тот триумфально вступил в город. К тому же он «на треть состоит из итальянцев»: прежде всего, разумеется, из миланцев, а также из fuorisciti — беглецов из Неаполя, которые встревожены тем, что королевский совет и, более того, сама королева Анна не хотят похода на Неаполь и побуждают Людовика XII договориться с Фердинандом Арагонским, королем Неаполитанским. Отказ Людовика XII от войны будет означать для неаполитанцев крушение всех их чаяний, а Флоренция в этом случае лишится надежды на то, что французы помогут ей вернуть Пизу. Оба эти дела тесно связаны между собой. Король колеблется. Он хочет, помимо прочего, знать, может ли рассчитывать на Флоренцию, особенно на те пятьдесят тысяч дукатов, которые Республика должна ему выплатить, согласно своим первоначальным обязательствам, после возвращения Пизы в ее лоно. Эта сумма позволила бы ему финансировать неаполитанскую кампанию.
