— Значит, его стошнило после завтрака. Чем ты его кормил?
— Яичницей, тостами, сосисками, тыквенным соком.
— Что ж, в этом твоя проблема. Почему, во имя Мерлина, ты дал больному ребенку весь этот жир?
* * *
С.С.
Не знаю, почему Помфри чувствовала необходимость указывать мне на еще один промах, который я совершил в качестве опекуна. Я добавил пищевой идиотизм в длинный список своих преступлений. Но ей нужно было знать еще кое о чем, чтобы полноценно осмотреть Гарри, поэтому я предпочел пока отложить наши препирательства.
— Кроме того, он приехал ко мне, покрытый ранами и синяками. Ребенка били, Поппи.
— Нет! Насколько все было плохо, Северус?
— Ты помнишь мой третий курс? Как я выглядел, когда вернулся в школу после летних каникул?
— Конечно. Не может быть, чтобы все было так плохо! Пожалуйста, скажи мне, что это не так, Северус.
— Даже немного хуже.
К концу второго курса я завел большой секретный набор лечебных зелий, который держал в своей школьной сумке. Тем летом я использовал почти все на маму.
— Я бы хотела взглянуть на раны сама. Полагаю, сейчас они уже должным образом исцелены?
— Конечно, мадам.
Не думала же она, что я не только некомпетентен, но и жесток?
— Тогда принеси свой Омут Памяти.
Она повернулась и направилась к скрытой ширмой кровати, едва сдерживая слезы.
— Гарри, милый? Ты оделся?
* * *
Г.П.
Я был одет настолько, насколько это было возможно. Эта штука была даже больше, чем мои обноски!
— Да, эм… — Как он там ее называл? — Мадам.
Подхватив меня на руки и усадив на высокую кровать, она принялась указывать палочкой на разные части моего тела, хмурясь при этом. Чтобы она там ни обнаружила, ей это не понравилось. Я, по возможности, сидел прямо и неподвижно и глубоко дышал, надеясь быть таким хорошим, как она хотела. А затем начались вопросы.
— Сколько тебе лет, Гарри?
— Восемь, мадам.
— Чем ты обычно питаешься каждый день? — спросила она. Отругает ли она меня, если узнает, что я не съел весь свой завтрак?
— В доме у моей тети я иногда ел хлеб и пил воду. А у Мистера Профессора Снейпа я кушал еще и сыр, и молоко, и масло.
Она слегка усмехнулась. «О, нет. Она скажет ему не кормить меня так много?»
— Так, Гарри, ты сказал, что иногда ел хлеб и пил воду. А что ты получал в другое время?
— Объедки или ничего, мадам.
Я считал себя счастливчиком, если мне удавалось поесть хоть раз в день, даже если мне и перепадала лишь корка черствого хлеба. Тогда я притворялся мышкой. Обычной меленькой серой мышкой, которая нашла кусочек хлеба в десять раз больше ее головы! Я откусывал большие куски воздуха с маленькой крошкой и жевал, словно мой рот был полон еды. После этого у меня всегда бывала отрыжка из-за того, что я заглатывал слишком много воздуха, но от этого впечатление, что я хорошо покушал, только усиливалось.
