— на время, пока доходы непостоянны и слишком отставали от потребностей. Еще не закончился период экспериментов, когда ошибок больше, чем удач. Изобретательные чиновники монархии поочередно перепробовали все формы податей: косвенные, в форме налога с продаж, получившие в обиходном языке оскорбительное прозвание maltbte, то есть дурного побора; налоги, исчислявшиеся на основе налоговой ставки, которые должны были составлять пятидесятую или сотую часть состояния, однако исчислявшиеся так грубо, что их применение повлечет за собой катастрофические последствия; наконец, распределяемые налоги, рассчитывавшиеся по хозяйствам, или очагам (feux), откуда их название — подымная подать (fouage), которую мало-помалу заменит талья (taille).
Чтобы население согласилось платить налог, его приходилось декретировать только в самый последний момент, когда война уже была объявлена и военные действия вот-вот должны были начаться, что исключало возможность длительных приготовлений. Сборщики сталкивались с активным сопротивлением податных людей, с необходимостью трудных переговоров на предмет сокращения норм, особых соглашений, освобождения от налогов. Сбор был плохо организован и происходил медленно. Как только война заканчивалась, подданные, считая, что опасность миновала, начинали расставаться с деньгами еще более неохотно, а ведь долги короля тем временем выросли. В конечном счете оказывалось, что налог покрыл лишь очень небольшую часть расходов. Нуждающаяся королевская власть поневоле была вынуждена прибегать к уловкам, не обеспечивающим для нее завтрашнего дня, но позволяющим заткнуть самые зияющие дыры. Самая знаменитая, но не самая прибыльная из этих уловок, которую впервые применил Филипп Красивый и которой, испытывая постоянную нужду в деньгах, будут злоупотреблять короли династии Валуа, — это «порча» (remuement) монеты. Имеется в виду вовсе не чеканка фальшивых монет, в которой плохо информированные потомки обвинят врага Бонифация VIII и преследователя тамплиеров[17]. Король всегда объявлял об изменениях, «переоценках», которые намерен внести в монетное обращение, и скрупулезно придерживался пределов, указанных в ордонансах, — он либо произвольно повышал стоимость золотых и серебряных монет (грош, мутоны, экю, «ангелы») по отношению к счетным (ливры, су, денье), в которых должны происходить платежи, либо обесценивал ходовую монету, обязывая чеканить новые с меньшим весом или достоинством при сохранении в счетной монете того и другого прежними. Таким образом, Капетинги и Валуа практиковали девальвацию, частичное и скрытое банкротство, что должно сделать нас более снисходительными к таким же, но большего размаха манипуляциям, которые измышляют наши современные правительства. Фискальная выгода здесь очевидна, хоть и кратковременна. При помощи отчеканенной, часто в большом количестве, монеты король облегчал свое долговое бремя, расплачиваясь в дешевой монете за долги, сделанные в дорогой, — пока его собственные должники, внеся в королевские сундуки обесцененную монету, не сведут для казны прибыль от всей операции на нет. Иногда переоценка могла происходить и по экономическим соображениям: крупная торговля, рост которой не прекращается, требовала для расчетов между ее участниками все больше монет; поскольку запасы драгоценного металла в отсутствие мало-мальски значительной его добычи постоянно убывали, приходилось чеканить монет больше, но с меньшей стоимостью. В течение XIV в. все европейские монеты, даже английский стерлинг, даже папский флорин в большей или меньшей степени подешевеют. Но массовые девальвации, практикуемые французскими королями, часто через очень короткий интервал и вопреки мнению общества, которое постоянно роптало и порой требовало возврата к полноценной монете, — были прежде всего фискальными уловками.
