— Чо… — он шмыгнул носом как маленький ребенок.
— Ничо… — она вдруг разозлилась на него, толстого, потного, подслеповатого без очков — еще раз хочешь?
— Давай…
— А вот хрен тебе…
Он снова шмыгнул носом.
— Почему?
— По кочану. Ты мне когда последний раз хоть что-то покупал? А?
Тимашук сидел в постели и тупо лупал глазами на свою агентессу, пытаясь понять, что на нее нашло и чего она хочет.
— А чо хочешь?
— Да хоть чо. На шару больше — не получишь ничего, хватит. Достал ты меня понял?!
Майор ОБХСС почесал в голове, потом обратил свой взор на кирпич денег. Она с каким-то мстительным злорадством наблюдала за выражением его лица, за написанной на нем растерянностью, жадностью, непониманием. Он никак не мог решиться дать ей денег и лихорадочно раздумывал — сколько же дать. Тяжелые мысли майора ОБХСС прервал стук в дверь — не звонок, а именно стук.
— Это чо…
Она начала одеваться.
— Ничо… Думай быстрее.
— Это твои что ли?
— Какие твои? Пойди, посмотри…
Он напялил на себя трусы — семейные, залатанные. Смех и грех — но он был женат на доче одного большого партбосса, жил на Миусской площади, в доме, принадлежащем Управделами ЦК КПСС. Доча, которую надо было выдавать срочно замуж по беременности неизвестно от кого — боролась за мир в каком-то там комитете «Советские женщины за мир», дома почти не бывала, когда прилетала из Парижа или Мюнхена — привозила себе тряпки, что-то продавала, а ему только один раз костюм привезла, и то, потому что попросил. Его она и в грош не ставила и всеми силами давала это понять. Правда, если бы вскрылось, к примеру, что он тут с агентессой… крика было бы… А деньги, которые тут были… думаете, это только Тимашуку? Ага… папе это, папе, за крышу. Точнее — тестю, но все его папой зовут, так проще. Без папы и он сам бы в ОБХСС не попал, а если бы попал — не удержался бы. Ну и ему… кусок малый достанется.
В дверь продолжали барабанить.
— Да пойди, посмотри!
В майке, в наспех одетых штанах, с удостоверением в руке — читайте, завидуйте, мол — он пошел к двери. Посмотрел в глазок… какая-то бабка. Щелкнул английским замком.
— Что надо?
Дверь, которую он попытался придержать — пребольно ударила его по лбу.
— Шоколада… — исчерпывающе ответил на его вопрос замнач, заходя в квартиру — здорово, Паша! Разлагаешься?
— Валерий Палыч? — с ужасом сказал Тимашук, потому что именно в этом отделении и под руководством именно этого офицера милиции он начинал.
— Он самый. Это Боря… он после тебя пришел, ты его не знаешь, а вот это… наверное, знаешь, кто. А?
