И, тем не менее, я не мог дать разумное объяснение своим поступкам. С удивлением я обнаружил, что с самого начала я этого не понимал. Состояние моего ума было такое, словно кто-то сыграл со мной глупую шутку. Жить можно, пока чувствуешь опьянение жизнью, но как только начинаешь трезветь, тотчас замечаешь, что все это глупая шутка. Вне сомнения, здесь нет ничего забавного или бесхитростного; все это жестоко и глупо".
Его одолевают вопросы, на которые невозможно ответить:
"...Каков будет результат того, что я делаю сегодня? Что мне завтра делать? Каков будет исход всей моей жизни? Почему я должен жить? Почему я должен что-то делать? Существует ли в жизни цель, которую не уничтожит неизбежная моя смерть?
Это самые простые в мире вопросы. Они живут в душе каждого человека, от неразумного ребенка до самого мудрого старца. Я чувствовал, что без ответа на них моя жизнь не может продолжаться". Это замечательный пример острого приступа отчуждения. Поставленные Толстым вопросы лежат в основе каждой формы невроза, развивающейся в зрелые годы. Поэтому Юнг справедливо говорит, что никогда не видел пациента в возрасте старше тридцати пяти лет, который излечился бы, не найдя религиозного подхода к жизни. С психологической точки зрения, основу религиозного подхода составляет переживание нуминозности, т.е. Самости. Но эго не способно воспринимать Самость как нечто отдельное, пока оно находится в состоянии бессознательной идентификации с Самостью. Для того чтобы воспринимать Самость как нечто "иное", эго должно вначале освободиться от отождествленности с Самостью. Человек не способен воспринимать существование Бога, пока находится в состоянии бессознательной идентификации с ним. Но процесс разделения эго и Самости вызывает отчуждение, поскольку утрата идентичности эго и Самости также приводит к нарушению оси эго-Самость. Этим объясняется наступление "темной ночи души", которое предшествует нуминозному переживанию.
Джемс упоминает еще один случай отчуждения, описанный Джоном Баньяном:
"Но моя первоначальная внутренняя оскверненность приводила меня в отчаяние. По этой причине в своих глазах я заслуживал большего презрения, чем жаба. Я думаю, что и в глазах Бога я заслуживал презрения. Грех и развращенность, говорил я, изливались из моего сердца столь же естественно, как вода из фонтана. Я способен был поменяться душой с кем угодно. Я думал, что никто, кроме самого дьявола, не мог бы сравниться со мной по части внутренней оскверненности и развращенности. Вне сомнения, думал я, Бог покинул меня. В таком состоянии я пребывал несколько лет подряд.
