— Это мы, эффенди.
Дверца отворилась, высунулась голова в высокой фуражке.
— Все в порядке?
— А разве когда-нибудь было иначе.
— Я слышал крик в чаще, не то человека, не то птицы…
— Птица, эффенди… Здесь же лес.
— Конечно, конечно… Влезайте, дождь ужасный.
— Что вы, эффенди, чудесный дождь. Он умывает мир.
— Главное, дорогу, — уточнил второй из подошедших и подтолкнул товарища в машину.
— Выстрела не было… Вообще не было никакого шума, — пояснил Фельске. — Мы с Матильдой сидели у окна и ждали возвращения квартиранта. Он же сказал уходя: «Я провожу друзей», а товарищ, смеясь, добавил: «Приготовьте ему горячего кофе, он немного пьян». Мягко сказано — пьян, ноги его едва переступали, а язык заплетался на каждом слове. Кофе, конечно, мы не стали готовить в такое время, да и желания не было услуживать унтерштурмфюреру. Терпение наше кончилось, и я ждал лишь утра, чтобы поехать в Берлин и найти там капитана. Петлю надо было разорвать.
— Томас сидел очень долго, — вставила в рассказ свое уточнение фрау Кнехель. — Я не выдержала и пошла спать, в конце концов мы тоже люди и нам полагалось отдохнуть, к тому же в шесть утра должны были привезти пиво… И что вы думаете, я встала в полшестого и вижу Томаса у окна… Боже мой…
— Ничего особенного, я тоже уснул… Не заметил, как пришел сон… — Фельске почему-то улыбнулся, вспомнив давно минувшее событие. В нем кроме трагического, видно, было и что-то смешное. — Я уснул и попал локтем в чашку с холодным кофе, попал и не заметил…
— Еще бы, до утра пялить глаза в окно, так не в кофе, а в суп попадешь и не почувствуешь… Но ты опять не то говоришь, — рассердилась фрау Матильда. — При чем тут кофе…
— Я уже не знаю, о чем надо говорить… Дай мне закурить, пожалуйста. — Ему разрешили закурить и не только разрешили — хозяйка сама зажгла спичку и поднесла ее к трубке. — Кофе действительно ни при чем… Я уснул перед утром, все надеялся, что наш унтерштурмфюрер постучит в дверь. Вначале меня сердила его беспечность — нельзя все-таки заставлять ждать. Потом стал беспокоиться: ушел пьяный, где-нибудь упал и лежит под дождем, мокнет… Пропадет человек, жаль, как ни говорите… В сущности, он не сделал нам ничего плохого, жил смирно, вел себя прилично, ну, бывали иногда друзья, выпивали — с кем это не случается. Притом, молодость. Нет, я искренне беспокоился за унтерштурмфюрера…
— Он был преступник, — вынесла приговор фрау Кнехель.
— Глупости, — отверг обвинение жены Фельске. — Такой же кролик, как и мы, и с такой же петлей на шее… Нам не успели ее затянуть, унтерштурмфюрер поторопился и переступил порог раньше времени… Обратной дороги уже нет…
