— Мне выпало одно арифметическое действие: приехать в Восточный Берлин, найти знакомое место на втором километре и разведать возможность поисков, установить, есть ли какие-нибудь следы унтерштурмфюрера. Почему поручили именно мне это простое арифметическое действие? Я знала унтерштурмфюрера, встречалась с ним в лесу и помнила каждую тропку, исхоженную нами…
— Память? И только… — усомнился полковник. — А вы сами, баронесса Найгоф, не были нужны им?
Вопрос приближал ее к рубежу, за которым не было уже бугорков, рытвин, колышков, так помогавших ей на долгом пути к главному. Оставался, кажется, один шаг. Всего лишь один. С упрямством и безрассудством отчаявшегося Рут Найгоф сопротивлялась. Устало сопротивлялась. Хождение по лабиринту — трудное и утомительное дело. Надо постоянно возвращаться, запоминать пройденное, чтобы не оказаться в тупике. Последнем и действительно безвыходном.
— Не думаю… — выдавила из себя Найгоф и опасливо посмотрела на полковника — поверил ли он ей? Нет, конечно, не поверил, как не поверил ничему сказанному до этого. Не поверил словам, улыбкам, вздохам, слезам. Даже ее горечи и тоске не поверил. А ведь она искренне огорчалась и искренне печалилась. Ей на самом деле грустно. Вот вчера, стоя у раскрытого окна и глядя на убегающие куда-то, именно куда-то в неизвестное улицы, может быть, в будущее, она испытывала неутешную боль одиночества. Она не видела себя на этих улицах. И на других не видела. Улицы жили без нее. Даже старомодная Шонгаузераллей не вспоминала Рут Хенкель…
— Я отвечу за вас? — предложил полковник. Не из желания сделать любезность баронессе, а чтобы ускорить течение беседы, сократить паузы, которых было много, очень много за эти десять или уже одиннадцать дней.
Рут изобразила безразличие — так отвечают на предложение слишком предупредительных и слишком навязчивых людей.
— Что ж, если вам хочется…
— Хочется… Вы нужны были им как «шахиня», жена бывшего президента ТНК, дочь Пауля Хенкеля, закончившего свой путь на Шонгаузераллей. Нужны для маскировки, для отвлечения внимания от истинной цели. Вас легко принять за туристку, за искательницу утерянных ценностей. И не ваша вина, что мы не приняли подделку за подлинник. Вы хорошо играли, фрау Найгоф. Талантливо. Однако дальше продолжать спектакль бессмысленно, даже рискованно. Время работает против вас!
— Против меня? — встревожилась Найгоф. Последние дни ее все чаще и чаще охватывал страх, и она не скрывала своего состояния, не могла скрыть, а может, не хотела.
