— Хватит ли сил? — вслух подумал капитан. — Не преувеличиваем ли мы свои возможности. Пока мы здесь, в этой лесной тишине, наши шаги произвольны. Мы имеем право остановиться и даже отдохнуть. Но за порогом палаты такой возможности уже не будет… Война навязала страшный темп и страшное напряжение. Кто падает, того затаптывают…
— Убивают, — так же подумал вслух больной. Он вспомнил Заксенхаузен.
— Вы это видели? — понял Ольшер.
— Да… Посчастливилось.
— Если видели, значит, понимаете — упасть нельзя. Там, за этими стенами, упавший уже не встанет.
Все эти обобщенные рассуждения понадобились Ольшеру только для того, чтобы дать больному практический совет:
— Лучше подождать здесь, подождать еще немного и набраться сил!
— Позже силы могут не понадобиться.
— Ну что ж, тогда с благословением всевышнего, — вдруг вспомнил о боге и вмешал его в собственные дела Ольшер. — Аллах биз билан!
— Я неверующий.
— Мы все неверующие до поры, — заметил капитан. — Я прикажу вас одеть…
— Не стоит беспокоить персонал… Вещи находятся здесь, в шкафу.
— Тогда одевайтесь… Я подожду вас у дежурного врача.
Через двадцать минут к дежурному постучал молодой человек в поношенном костюме, настолько поношенном, что локти едва не просвечивали сквозь ткань, а обшлага брюк махрились.
— Я готов, — сказал он, пересиливая слабость.
— О, мы выглядим молодцом, — стараясь изобразить радость, выдавил из себя врач и почему-то испуганно посмотрел на гауптштурмфюрера.
Тот нахмурился.
— Да, молодцом… по нынешнему времени… Спасибо за старания.
Они вышли с молодым человеком из барака, именовавшегося почему-то клиническим корпусом № 3, хотя он был единственным на лесной поляне, и направились к машине, что стояла в тени деревьев и была почти не видна. Ольшер шел впереди, больной на шаг или два сзади. Тяжелое дыхание молодого человека было хорошо слышно капитану, и тот озабоченно морщился. Отворив дверцу, Ольшер предупредил больного.
— Тут, на сиденье, шинель, накиньте ее… В дороге переоблачитесь фундаментально.
Свет не понадобился капитану. Он не хотел, видимо, привлекать к машине внимание. Включил мотор и мягко, даже изящно вывел «оппель» из тени на дорогу, усыпанную гравием. Около ворот, вернее, у будочки вахтера, остановился, тихо просигналил, показал вышедшему из укрытия дежурному — хромому солдату в форме, но без нашивок — пропуск. Тот козырнул, отворил ворота и стал в сторонку, освобождая проезд. «Оппель» напружинился как перед стартом, фыркнул и сразу, с места, метнулся на шоссе.
