Берлинское кольцо | страница 103

— Вам не следует появляться в Берлине, чтобы не быть опознанным, — посоветовала Рут и одновременно высказала свое сокровенное желание оборвать связь унтерштурмфюрера с сотрудниками Туркестанского комитета. Именно оттуда, с Ноенбургерштрассе, грозила опасность легионеру и ей, Рут Хенкель. Там слишком много хищных глаз, способных приметить жертву.

— Берлин не страшен, — отверг опасения «шахини» легионер. — Розыск Исламбека объявлен не для немцев.

— Не для немцев?! — не приняла сразу возражение унтерштурмфюрера Рут. Оно показалось ей абсурдным.

— Не для немцев, — повторил легионер.

«Для кого же?» — хотела спросить она, но тут пытливая мысль сама натолкнула на ответ: «Для тех! Для других…» Знобкий холодок обдал сердце, и оно на мгновение сжалось в предчувствии чего-то поражающе страшного и в то же время радостного. Страх был обычным, а вот радость незнакомая, повергающая в трепет.

Рут захотелось сейчас же обрушить на своего спутника тысячу вопросов, все разузнать, укрепиться в собственной догадке, но она сдержала себя. Произнесла успокоительное:

— Ну, если не для немцев, тогда можно чувствовать себя в безопасности.

Теперь пришел черед унтерштурмфюрера удивляться:

— Вы так считаете?

— Да. И президенту будет легче вызволить вас отсюда. Хорошо, что вы объяснили мне…

Ничего не значащая фраза выдавалась взамен приобретенной тайны. Пусть не полной, но все же тайны.

— Я могу надеяться?

— Конечно, друг мой… «Отец» не оставит вас…

Он повеселел, этот загнанный в лес и обреченный на постоянный страх туркестанец. Снова поверил в благосклонность и отзывчивость светловолосой фрау и готов был на новые признания. Но они не потребовались. «Шахиня» перестала интересоваться секретами легионера. Глаза ее отрешенно смотрели вдаль, горели каким-то возвышенным пламенем, чуждым всему земному…

Дорожка все петляла и петляла, огибая деревья, выбираясь на поляны и снова уходя в чащу. Иногда она сворачивала к шоссе, как бы желая вывести людей из леса, избавиться от них и отдохнуть, но люди упорно возвращались назад, опять топтали траву и листья. Так в борьбе покоя и движения миновал час, а может, и два. День угас и пришла темнота серой осенней ночи…

— Вас влекло к этому легионеру только чувство?

Фрау Найгоф неловко пожала плечами. В ее возрасте признание звучит смешно. Но оно сделано и как бы ни отговаривалась теперь баронесса, ощущение неловкости не исчезнет и полковник не отстанет от нее, пока не получит ясного и элементарного подтверждения.