. Касаемся мы и возможного влияния учения Оригена на формирование триадологического учения Церкви в IV в. Тема оригенизма затрагивается также в статьях, посвященных Леонтию Византийскому и Иоанну Филопону, испытавших на себе его влияние. Наконец, представление истории взаимодействия с оригенизмом завершается в данной «Антологии» главой, посвященной полемике Максима Исповедника с оригенизмом и радикальным антиоригенизмом (sic!). Именно Максим Исповедник в VII в. сумел создать настоящую альтернативу оригенизму, т. е. и учению самого Оригена, и наследовавших ему; эта альтернатива, однако, как мы стараемся показать, была выстроена с учетом всего позитивного потенциала оригенизма, которым зачастую пренебрегали борцы с оригенизмом в VI и VII вв., впадая в противоположную крайность и лишая церковное учение того духовного потенциала и той сотериологической силы, которыми хотя и злоупотребляли, но которые использовали последователи Оригена. Антиоригенистическая полемика Максима представлена в «Антологии» переводом знаменитой 7–й трудности из «Трудностей к Иоанну» (Ambigua) Максима, в которой он разбирает место из Григория Богослова, толковавшееся оригенистами как подтверждавшее их учение.
Другая сквозная линия диалога между ортодоксией и гетеродоксией, представленная в настоящей «Антологии», связана с триадологическим учением. Мы начинаем эту линию с Иринея Лионского и Оригена, уделяя далее особое внимание триадологическим спорам IV в. Здесь мы представляем русскому читателю не только известные сочинения таких отцов Церкви, как Афанасий Александрийский, Каппадокийцы и Иоанн Златоуст, но и практически не переводившиеся и малоизученные сочинения Маркелла Анкиркого, Евномия и Аполлинария Лаодикийского. Последний хорошо известен как родоначальник одной из осужденных Церковью христологических ересей IV в., однако в настоящей «Антологии» он представлен не только в этом плане, но и как один из основоположников православной триадологии, возможно, повлиявший на триадологическое учение Каппадокийцев.
В «Антологии» раскрывается практически вся палитра триадологических учений IV в. от моноипостасника Маркелла Анкирского и вплоть до радикальных трехипостасников и гетеросущников аномеев (неоариан). Включение в «Антологию» текстов и исследований, посвященных таким «маргиналам» с точки зрения традиционного «школьного» изложения истории триадологических споров, как Маркелл Анкирский или Аполлинарий Ааодикийский, позволяет, как нам кажется, выстроить правильную перспективу всей истории триадологических споров в IV в., в которой (уже на первом этапе полемики) важное место занимают не только Александр и Афанасий Александрийские, с одной стороны, и Арий и его сторонники — с другой, но и поддержанный Римом Маркелл Анкирский, которого впоследствии Василий Великий называл еретиком (притом что Афанасий Великий оставался с ним в общении). «Натяжение» между Афанасием и Василием Великим по вопросу о Маркелле — один из примеров пограничных явлений в ходе становления православного триадологического учения; именно на таких случаях можно понять, как непросто происходило это становление, какие здесь возникали действительно важные содержательные сдвиги, в частности, при переходе от «староникейцев» к Каппадокийцам.
