Антология восточно-христианской богословской мысли. Том 1 | страница 3
И хотя в пылу полемики и на Востоке противную сторону часто называли по имени вождей того или иного направления, считавшегося еретическим — «несторианами», «северианами» или «максимитами»[8], но самоназвание, а главное, самопонимание всех этих течений обычно было — «православные». Главным натяжением в поле восточно–христианской богословской мысли, таким образом, всегда было натяжение между «православием» и «ересью», точнее «ересями» (поскольку последних всегда было множество), или, если выражаться менее идеологизированно и более научно, — разделение между «ортодоксией» и «гетеродоксией». Спор всегда шел именно об этом — какое учение считать православным, а какое еретическим.
Было бы ошибкой утверждать, что причина такого разделения исключительно политическая, т. е. та, что Византийскому государству, начиная уже со времени имп. Константина, требовалась единая вера, которая бы сплачивала все население православной империи вокруг православного исповедующего ее императора, который подтверждал решения Вселенских соборов, возводя их в ранг закона. Доля истины в том, что одна из причин натяжения восточно–христианской мысли по линии «православие» — «ересь» вследствие такой политико–идеологической востребованности «православия», безусловно, есть. Тем не менее сама забота о правильности исповедания, как и полемика с ересями в Церкви, начинается задолго до возникновения христианской империи в IV в. Эта полемика начинается вместе с христианством[9], а в III в. у Мефодия Патарского уже встречается понятие о правильном, «ортодоксальном» толковании Св. Писания[10]