— Не доверяй мьюнанам, — закхекал старый монарх, сидевший по правую руку от сына. Сжимая несколькими оставшимися зубами мундштук курительной трубки, старик с наслаждением потягивал кисловатый дым.
— А по-моему, восхитительная безделушка. Хотя бы на этот раз не спорьте, папаша.
— Общаясь с этими проходимцами, нельзя доверять даже собственным глазам.
Луддич Третий глубокомысленно покачал головой. С некоторых пор состарившийся отец утратил звание верховного вождя. Его старческое тело было обезображено жестокой подагрой: лодыжки, колени, плечи, локти — словом, все суставы распухли и превратились в сплошной нарыв. Он больше не выходил из дома, предпочитая любоваться своими бывшими владениями с крыльца королевского особняка, расположенного на высоком холме. Он все еще любил перебрать струны на гуслях, но его крючковатые пальцы потеряли чувствительность, и вместо музыки получалось бессмысленное бренчание. Это было печальное зрелище. Сердце Луддича Третьего разрывалось от жалости, когда он глядел на развалину, в которую превратился отец.
Сам Лирап-Луддич находился в расцвете сил. Если бы не обезьянья сутуловатость, сложение молодого вождя можно было назвать атлетическим. Развитые руки и плечи, железные мускулы. Он мог бы гнуть подковы. Никаких признаков артрита и подагры — болезней, которые передавались из поколения в поколение и были бичом всего племени рэнсников. От отца Луддич Третий унаследовал не только черты лица — низкий лоб и сросшиеся брови, но также отменную проницательность и коварство.
Получив долгожданную власть из рук старого монарха, молодой вождь мечтал прославиться таким правлением, о котором бы помнили в веках и слагали легенды. Ему предстояли большие испытания. Главная угроза исходила от норанцев, которым уже удалось потеснить мьюнан, но в здешних лесах им придется несладко: племя рэнсников скорее пойдет на смерть, чем уступит свои земли северянам…
— Ваше величество, вы позволите?
— Что такое? — одновременно встрепенулись молодой и старый монархи.
— В чем дело? — продолжал молодой вождь, сознавая свое превосходство.
На пороге, почтительно сжимая в руках шапку, стоял Спирой, один из сыновей верного Крадипа. Жилистый и кривоногий, как его отец, Спирой сильно шепелявил из-за не в меру выдающихся вперед неровных зубов. Для лесного человека его кожа была чересчур уж зеленой, и ходили слухи, что его прабабка была из рода Тракстенов. Впрочем, Лирап-Луддич не придавал значения слухам и считал Спироя чистокровным рэнсником.
