. Гердт (Goerdt) же, напротив, на основании четырех аргументов доказал изначальное единство европейского Востока и Запада
[940]: 1) христианство по своей природе универсально; 2) византийская культура является синтезом эллинизма и римского права; 3) западные влияния в России были очень значительными; 4) границы между Западом и царской Империей не были жестко закрепленными. Католический мыслитель Франц фон Баадер считал Россию посредницей между Востоком и Западом. И его мысли о вере, сохраненной православием, были очень близки идеям славянофилов и Вл. Соловьева
[941].
Что же касается мнения русских о самих себе, то они всегда ощущали разницу между собой и остальной Европой, но после наполеоновских войн русская интеллектуальная элита стремилась понять, объяснить и осмыслить это различие[942]. А поколение двадцатых годов XIX века начало с утверждения того, что различие это только количественное и потому Россия должна лишь преодолеть некоторое отставание, чтобы сравняться с Западом[943].
Однако, согласно более часто встречающейся точке зрения, между Россией и Западом существуют сущностные различия. Например, Н. Данилевский, один из последних славянофилов, считает, что Россия не принадлежит к Европе, и не имеет с ней ничего общего. Он добавляет, что, в конце концов, это «приведет к ужасному столкновению»[944].
Превосходство?
Какой же вывод можно сделать из этих сопоставлений? Коль скоро признать различия, соотнеся их с ценностями обоих миров, то возможно ли не вынести какого–то суждения и не иметь каких–то предпочтений?
Мы говорили о движении, называемом «западническим», которое объединяло тех, кто восхищался превосходством Запада. Для представителей этого движения Запад был конкретным обозначением идеальной мечты. Достаточно вспомнить жесткую критику России со стороны Чаадаева в первом из его Философических писем[945] критику, в которой ощущалась определенная симпатия сначала к католичеству, а позднее и к социализму. Очевидно, что такое восхищение Западом содержало в себе изрядную толику утопизма.
Но то же самое можно сказать и о движении, приверженцы которого, вдохновленные наивным патриотизмом и хвастливой ксенофобией, патетически восклицали: «Кто из нас не вспоминает с любовью те времена, когда русские были русскими, одевались по–русски, шествовали по своему собственному пути, ревностно соблюдали свои древние обычаи…»[946].
Наиболее ревностные патриоты группировались вокруг журнала
