Поэтому, когда тремя неделями позже появляются инженеры, все догадываются, что венесуэлец не счел эту мысль досужей байкой, а заподозрил в словах Гомеса нечто большее, то есть — что где-то в этом районе должна быть нефть. Литерио первым разрешает потраву своих люцерновых и подсолнуховых посевов бездумными бурениями, загрязняющими нездоровым дымом атмосферу; остальные собственники бурят где ни попадя днями и ночами, и не обходится без того даже, что одна бедная хозяйка, обливаясь слезами, вынуждена была передвинуть кровать с немощными представителями трех поколений честных пахарей, поскольку инженеры сочли их невралгическую спальню геологическим объектом. Гомес издали спокойно наблюдает за изысканиями, хотя шум механизмов отвлекает его от газетных сообщений, — разумеется, поначалу никто не обмолвился ни словом о его наделе, а он — человек не настырный и разговаривает, лишь когда с ним заговаривают. И он решительно говорит «нет» представителю венесуэльского нефтяного консорциума, когда тот навещает Гомеса с целью приобретения его квадратного метра. Представителю велено купить его за любую цену, и он начинает называть суммы, которые растут со скоростью пять тысяч долларов в минуту, в результате чего по истечении трех часов Гомес складывает шезлонг, прячет примус и початок в баульчик и подписывает бумагу, которая превратит его в самого богатого человека страны в случае нахождения на его участке нефти, что и происходит ровно через неделю с появлением фонтана, заляпавшего всё семейство Литерио и всех окрестных кур.
Ошеломленный всем этим Гомес возвращается в родной город и покупает апартамент на самом верхнем этаже самого высокого небоскреба, поскольку там есть терраса под открытым небом, где он может читать газету и варить свой початок, не боясь появления назойливых венесуэльцев и выкрашенных в черный цвет кур, кои мечутся с негодованием, неизменно присущим этому виду пернатых, когда их кропят сырой нефтью.
Тоби любит разглядывать белокурую девушку, когда она пересекает двор. Он поднимает кудлатую голову и поводит своей кисточкой, потом замирает, провожая глазами хрупкую тень, которая, в свою очередь, сопровождает девушку по брусчатке двора. В комнате прохладно, Тоби ненавидит полдневное солнце, и, конечно, люди, что в эту пору на ногах, ему не по душе, единственное исключение — белокурая девушка. Тоби позволил бы белокурой девушке делать все, что ей заблагорассудится. Он снова поводит своей кисточкой, довольный увиденным, и вздыхает. Это ли не радость — по двору прошла девушка, он ее углядел, проводил ее тень по брусчатке большими, величиной с лесной орех, глазами.
