Придет
день, когда
мы все
встретимся.
Но пока что я
остался
здесь совсем
один.
***
Отец
умер от
инфаркта. Мне
сказали, что
это было
легко и
быстро.
Прибывший
целитель смог
только
констатировать
смерть. Есть
случаи, в
которых и
магия
бессильна.
Дела
у него давно
шли плохо,
так что
неудивительно,
что сердце не
выдержало. С
началом войны
его бизнес,
основанный
на
экспортно-импортных
операциях с
континентом,
затормозился.
А были еще и
займы, взятые
для
пополнения
оборотного
капитала,
которые
непонятно было
чем
возвращать.
Все его
попытки
поправить
дела ни к
чему не
привели, и
теперь нашей
семье
предстояло
иметь дело с
толпой кредиторов
и
двенадцатью
тысячами
галлеонов долга.
Все
это мне и
маме
рассказал
Томлинсон,
когда мы на
следующий
вечер после
похорон сидели
в отцовском
кабинете.
Здесь
все было так
привычно и
знакомо, что
казалось
совершенно
невероятным,
что отца уже
нет. Будто он
только на
минуту вышел.
Стол был
завален грудами
бумаг и
расходных
книг,
секретер открыт,
и оттуда то и
дело
норовили
вывалиться стопки
писем и
перья,
которые мама
машинально
собирала и
складывала
обратно.
Впрочем,
тогда я еще
не понимал
случившееся
полностью.
Томлинсон
вел себя
деловито и
спокойно.
Пока не все
так страшно,
говорил он,
есть остатки
средств на
счетах, есть
сколько-то
товара,
который
можно
продать. Я
привык верить
взрослым и со
вздохом
облегчения принял
мысль, что мы
выкрутимся.
Мама
очень
старалась
держаться. Я
пытался утешить
ее, как мог, но
мне было
очень тяжело,
так что в
глубине души
я
обрадовался,
когда через
несколько
дней
приехала
тетя Мирабел.
Она тоже была
вдова, и с ней
мама могла выплакаться.
Миссис Принс
притихла и
старалась не попадаться
на глаза. А я
вернулся в
Хогвартс.
Люди,
которые не
теряли
близких,
обычно стесняются
тех, у кого
кто-то только
что умер. Не
знают, как и о
чем с ними
говорить,
боятся ненароком
задеть,
случайно
коснуться
больного
места. И
потому
выбирают
обычно путь
наименьшего
сопротивления
— начинают
избегать. Вот
и я оказался
в такой пустоте.
Словно был
спрятан в
кокон,
отделен слоем
паутины от
остальных
людей. Как
будто они могли
слышать, что
я говорю, но
не понимали.
Видели — и не
видели
одновременно.
А отойдя на
шаг,
выбрасывали
из памяти.
Из
нашей
компании
Эйвери
боялся меня
именно так и
старался не
оставаться
со мной наедине.
Блэк, сказав
несколько
сочувственных
фраз, больше
не
возвращался
к этой теме. Розье
держался
мужественно —
он не мог
меня бросить,
но при этом
ему явно было
тяжело, и он
опасался
сболтнуть
лишнего.
Особенно
старался, не
приведи
Мерлин, не
упоминать
при мне своих
родителей.
