Люди
по-разному
определяют
для себя тот
день, когда
они стали
взрослыми. С
первого секса,
первого боя,
рождения
первого
ребенка.
Я
стал
взрослым в то
мгновение,
когда увидел
себя в
зеркале в
траурной
мантии.
Ты
идешь и
идешь, а
потом
оглядываешься
назад и понимаешь,
что перешел
порог, и пути
назад уже нет.
Никогда.
Остающихся
всегда
преследует
чувство вины.
За то, что не
успел,
недолюбил,
недосказал,
недослушал...
Тебе
всегда
мерещится,
что времени
впереди
много, а мелкие
обиды
кажутся
такими
важными.
Потом вдруг
хлоп — и все. Ты
уже не
сможешь
попросить прощения.
Хоть бейся
головой об
стену.
Никогда.
В
молодости
все ссорятся
с родителями,
но счастливы
те, кто успел
примириться.
Никогда
наступает
раньше, чем
нам кажется.
Ага,
вот и
последняя
страница.
Серебряное
кольцо с
гербом на
моей руке сверкнуло
в свете
факелов,
когда я
листал книгу.
Это папино
кольцо, его
пришлось
уменьшать,
чтобы не
соскальзывало
с пальца.
Украшения в
траур не
носят, но это
особый
случай, это
кольцо
надеть
больше
некому.
Я
не хотел.
Но
у меня не
было выбора.
Я
чуть
повернул
голову к
Томлинсону.
Он и сам уже
увидел, что
служба почти
закончена, и подал
знак
остальным.
Теперь у меня
за спиной
пели, и
приходилось
читать
громче.
Кто-то
заплакал,
очень тихо.
Наверное,
мама.
Все
пели
по-английски
то же, что я
читал на латыни.
Неужели
это все
правда?
Дикость
какая.
Сейчас
я закрою
глаза, и
наваждение
пропадет.
— Post transitum maris procellosi, videbis diei lumen...
"Перейдя
бурное море,
увидишь свет
дня", — пели у
меня за
спиной.
Томлинсон
взял у меня
книгу и
протянул мне папину
палочку. Я
поднял ее
высоко над
головой и с
силой согнул.
Палочка
оказалась
неожиданно
прочной, она
сопротивлялась
изо всех сил,
будто хотела
остаться
наверху, с нами,
но наконец с
громким
треском
сломалась
пополам. Я
бросил ее
вниз, и
обломки с
легким
стуком упали
на шелковое
полотнище,
закрывающее
гроб.
— Sit tibi terra levis, sit tibi via facilis, vade in
pacem.
"Да
будет тебе
земля пухом,
да будет твоя
дорога
легкой,
ступай с миром".
Путник
выслушал
наставления,
мореплаватель
отчалил от
пристани.
Стоявшие
рядом
взрослые
волшебники
единым
движением
подняли
палочки.
Каменная плита
сдвинулась и
встала на
место,
закрывая проем
в полу. Я
успел
заметить, как
львы на полотнище,
зевая, сворачивались
клубочком и
закрывали
глаза,
готовясь к
долгому-долгому
сну.
Я
наклонился и
коснулся
плиты рукой.
— Легкой
дороги.
Так
всегда
говорят,
когда уходят
волшебники.
