— Технически, он относится лишь к отдельной верхнепалеолитической популяции анатомически современных людей, обнаруженных на юге Франции.
— Тогда мы возвращаемся к предыдущему вопросу: как нам себя называть, чтобы отличить себя от неандертальцев?
— У народа Понтера есть термин для обозначения ископаемых людей их мира, похожих на нас. Они называют их глексенами. В этом есть определённая симметрия: мы называем их именем, которое придумали для их ископаемых предков, а они нас — именем, которое придумали для наших ископаемых предков.
— Как вы сказали? Глексены? — Кригер задумался. — Хорошо, думаю, это подойдёт. Могут ваши методы анализа ДНК провести границу между любым неандертальцем и любым глексеном?
Мэри задумалась.
— Сильно сомневаюсь. Внутривидовая вариативность очень велика, и…
— Но неандертальцы и глексены — это разные виды, наверняка существуют гены, которые есть только у них или только у нас. Например, ген, который отвечает за надбровный валик.
— О, у многих из нас, глексенов, тоже есть надбровный валик. К примеру, он довольно часто встречается у мужчин из Восточной Европы. Конечно, его двойной изгиб характерен именно для неандертальцев, но…
— А что насчёт треугольных выступов в носовой полости? — спросил Кригер. — Я слышал, что это отличительная черта неандертальцев.
— Да, это так, — сказала Мэри. — Если вы готовы заглядывать каждому человеку в нос…
Кригеру было не до шуток.
— Я думал о том, что вы могли бы найти отвечающий за них ген.
— О, возможно, хотя они сами, вероятно, уже его нашли. Понтер дал понять, что они уже давно завершили свой проект, аналогичный нашему «Геному человека».[3] Но вообще да, я могла бы поискать диагностический маркер.
— Правда? И как скоро?
— Не торопитесь, — сказала Мэри. — У нас есть ДНК четырёх доисторических неандертальцев и одного современного. Исследовательская база узковата.
— Но вы всё же могли бы это сделать?
— Возможно. Только зачем?
— Как много времени это займёт?
— С тем оборудованием, что у меня есть, и если я не буду ни на что отвлекаться — вероятно, несколько месяцев.
— А что если мы дадим вам всё необходимое оборудование и персонал, которые потребуются? Что тогда? Деньги — не проблема, профессор Воган.
Мэри почувствовала, как её сердце убыстряет бег. Будучи канадским учёным, она никогда в жизни не слышала таких слов. У неё были друзья, которые после защиты уехали на постдок в американские университеты; они часто рассказывали про пяти- и шестизначные суммы грантов и новейшее оборудование. Исследовательский грант самой Мэри составлял жалкие 3200 долларов. Причём, разумеется, канадских.
