Серый испуганно вскочил с места, сорвал с головы шляпу и, быстро собравшись с духом, заговорил с тихой улыбкой:
— О сударь, как мне стыдно. По утрам в этой комнате посетители бывают весьма редко, я полагал, что я здесь один… Поверьте, в рассеянности, вернее, совсем потеряв голову, я не заметил вас, и поэтому вы оказались свидетелем вспышки внутренней досады и горечи, которые я вообще-то привык держать про себя и подавлять.
— А эта досада, это вспыхнувшее отчаяние… — начал было Коричневый.
— Они, — продолжил Серый, — суть следствия явлений, невольно вторгшихся в мою жизнь, и пока еще не доходили до безутешности. Конечно, я вел себя так, что вам, сударь, это должно было показаться нелепым и пошлым. Я должен это загладить. Позавтракайте со мной!.. Человек!
— Оставьте, оставьте это! — воскликнул Коричневый и сделал лакею, который появился в дверях, знак, чтобы тот удалился. — Нет, бог свидетель, продолжал он, — не завтракать я хочу с вами, нет! — а узнать причину вашего глубокого горя, вашего отчаяния, и действовать, двинуться на врага, повергнуть его в прах, как то подобает бойцу, и…
— Ах, — прервал Серый Коричневого, — ах, глубокоуважаемый сударь, повергнуть в прах врага, который меня преследует, который порой даже бередит мне самое нутро — дело довольно-таки затруднительное. Головы у него вырастают, как у непобедимой гидры, у него, как у великана Гериона[8], сто рук, каковыми он и орудует страшнейшим образом.
— Вы увиливаете, — отвечал Коричневый, — но вы от меня не отделаетесь, ибо слишком глубоко тронуло меня ваше горе, слишком ясно написанное на этом бледном озабоченном лице. Вы читали письма… Ах, в каждом из них была, верно, какая-то обманутая надежда. Если я не ошибаюсь, то вас гнетет и тот рок, который сделал наше сущестование зависимым от богатства и денег. Быть может, вам грозят сейчас какие-то жестокие действия какого-нибудь злобного и жадного кредитора. Мои обстоятельства таковы, что, если сумма эта не слишком велика, то я могу помочь и помогу!.. Да, разумеется, помогу, вот вам моя рука!
Серый схватил протянутую ему руку и прижал ее, грустно и хмуро глядя в глаза Коричневому, к своей груди.
— Правда, правда, я попал в самую точку?.. Говорите — кто? — сколько? где?
Так продолжил Коричневый, но Серый, все еще задерживая руку Коричневого, сказал:
— Нет, сударь, положение мое таково, что мне вообще не приходится рассчитывать на настоящую состоятельность, однако гнетут меня, клянусь честью, отнюдь не долги! Денежные затруднения не являются и не могут быть причиной моего горя. Но ваше предложение необыкновенно удивило меня и в то же время до глубины души тронуло. Такое участие в судьбе незнакомого человека свидетельствует об убеждениях, которые все больше идут на убыль в сузившейся и очерствевшей душе наших братьев.
