Но это сейчас. А тогда, во времена, когда Джино Брамьери[4] рекламировал дуршлаги из цветного полипропилена и я жила на улице Арнольфо, в доме, под окнами которого будет бушевать Арно, унося с собой припаркованные машины и все, что мы держали в погребе, мы, дети, были в большей степени детьми, чем сейчас. Мы были в каком-то смысле первыми настоящими детьми, опытными образцами детей. Нарождающееся потребительское общество охотилось за теми, кто мог составить "целевую аудиторию". Среди прочих были и мы, покупатели, пока еще шатко стоявшие на тоненьких ножках, — новый гигантский ресурс рынка. Маленькие акулята с хищной пастью, готовые заглотнуть товары. Требовалось лишь найти канал воздействия на нас, чтобы мы своими "Хочу!" начали влиять на родителей даже в выборе продуктов питания и автомобилей.
В шестидесятые годы, когда в голове разработчиков "Нинтендо" еще только формировался зачаточный образ ребенка, у которого родители работают, а большие пальцы на руках прекрасно развиты, мы с братом в блаженном неведении играли в своей комнате в "Суббутео"[5] или в Барби. Для нас, детей в фазе эксперимента, не существовало еще соблазнительной индустрии одежды и сладостей. Мы одевались как гномики. Никаких кроссовок, кроме как на занятиях физкультурой, на улицу выходили в таком же, как у дедушки, пальто, только в миниатюре. Были драже смартис и жевательная резинка — длинные и тонкие пластинки вроде плоской ложки для обуви, желтоватые и завернутые в прозрачную зеленую или красную бумагу. Еще были розовые жвачки в форме танка, очень мягкие, но если они залеживались в барах, то покрывались сомнительной белой патиной, твердели и крошились. Была газировка, кока-кола (наличие кофеина в ней наших родителей, живших до эпохи одержимости здоровьем, не слишком заботило) и апельсиновый напиток. На карнавал мы наряжались маленькими голландками[6], зорро, пиратами, пульчинеллами, феями, мушкетерами, красными шапочками. Никаких супергероев или мультяшных персонажей. В этом году на празднике в детском саду, куда ходят мои племянники, я видела двух телепузиков (Лялю и Тинки-Винки), Тигру — друга Винни-Пуха, несколько пауэр-рейнджеров и других персонажей, мне неизвестных. Наши маски были старинные, такие же, как у наших родителей. Часто это и были маски, раньше принадлежавшие нашим родителям. Я, например, купила себе платье феи лишь на пороге юности. И взмахнула волшебной палочкой за миг до того, как начала этого стыдиться. Потому что все те годы, когда этот костюм мог быть мне впору, я была принуждена облачаться в баварский народный костюм, унаследованный от семьи отца (сицилийца). Это было невесело. Меня совсем не радовала необходимость отвечать на вопрос: "Ты кем одета?" И еще меньше радовало то, что на мне костюм, предназначенный для мальчика. В три года вопрос половой принадлежности стоит остро и лишен какой бы то ни было иронии.
