Каллиграфия | страница 8
— Который час? — хрипло, на ломаном итальянском спросила Мирей, отложив тетрадь и протирая заспанные глаза.
— Время завтрака! — объявила Роза, прыгая в дверном проеме и натягивая на себя джинсы. Из третьей комнаты, где обитали розовощекая Лиза и меланхоличная Джейн, донеслось шуршание пакетов. — Вишь, как возятся! — заметила она.
— У них что, опять была пакетная вечеринка? — изумленно спросила Джулия.
— Угу, — сонно пробормотала Мирей. — Всю ночь галдели!
— Удивительно, каким плодотворным может оказаться тандем россиянки и англичанки! — воскликнула Роза. — Елизавета Вяземская, — произнесла она на итальянский лад, — родом из Петербурга, а петербуржцы народ особый. У них там свои причуды.
— Как-нибудь я объявлю войну третьей комнате, — пробурчала Мирей, чьи земляки-французы, может, и знали толк в развлечениях, но никогда не позволили бы себе нарушить покой соседей.
За завтраком Джулия не притронулась к еде. У нее попросту пропал аппетит, когда подруга-француженка сообщила, что за ее домашнее задание по математике даже не бралась.
— Обычно ты меня выручала, — потерянно сказала ей Венто.
— К сожалению, в этот раз мадам Кэпп взвалила на наши плечи непомерно тяжкие примеры… так што мне и шо швоими едва удалошь шправитша, — с набитым ртом проговорила Мирей.
На лбу у Джулии выступил холодный пот: преподавательница будет в ярости. А в Академии студентам не понаслышке известно, что такое ярость мадам Кэпп. Каждый, кто выходит к доске на ее уроке, выглядит так, словно его обдали ледяной водой, а теперь ведут на пытки. Когда же она бушует, стены дрожат, с потолка сыплется побелка, а ученики вжимаются в парты и стараются не дышать. Не сделать домашнюю работу — значит навлечь на себя ее праведный гнев и кару в виде дополнительной сотни дифференциальных уравнений.
Мимо столика, за которым сидели подруги, продефилировала Аннет Веку, и Мирей при этом издала звук, похожий на рычание.
— Так ненавидеть свою соотечественницу! — изумилась Роза. — Уму непостижимо!
— Миротворцев прошу не вмешиваться, — процедила та. Она невзлюбила Аннет с первого дня, заявив, что вертихвостки вроде нее позорят честь нации. Хотя непонятно, что она имела в виду. Со стороны Аннет казалась очень милой, улыбчивой девушкой, не лишенной грации и изящества. Душа компании, самая умная и популярная на потоке, она была бы, пожалуй, идеалом, если б не заостренные черты лица и излишняя худоба. Те из студентов, кто знал ее ближе, либо относились к ней с презрением, либо уверяли ее в вечной преданности. Редкие оставались равнодушными.