– Похоже на то. Тут всплыли кое-какие тревожные факты, – добавил Лавджой, угощаясь еще одним треугольным сандвичем. – Выяснилось, что мисс Теннисон неделю назад, в воскресенье, видели на Кэмлит-Моут в компании мальчиков и некоего неизвестного джентльмена.
– Джентльмена? Не извозчика?
– О, совершенно определенно джентльмена. Мне сказали, он прихрамывал и говорил с акцентом, возможно, французским.
Для дамы благородного происхождения поездка на природу в компании джентльмена намекала на определенную степень дружбы, даже близости, что было весьма показательно. А то, что Габриель Теннисон и ее французский друг посетили именно Кэмлит-Моут, и подавно не предвещало ничего хорошего.
– Я слышал, – обронил Себастьян, – что леди приятельствовала с каким-то французским военнопленным, освобожденным под честное слово.
– Правда? Господи Боже, и кто он такой?
– Не знаю. Пока не удалось найти никого, кто сообщил бы мне его имя.
Лавджой проглотил последний кусочек своего бутерброда и поднялся.
– Если у вас получится выяснить его личность, я тоже весьма заинтересован в этих сведениях. Вы и сами понимаете, как может быть воспринят подобный поворот событий. По всему городу продажи мушкетонов и пистолетов взлетели до небес, женщины боятся без сопровождения выходить на рынок и не разрешают детям играть на улице. Из кабинета премьер-министра от Боу-стрит требуют, чтобы дело было раскрыто, и быстро. Но если люди узнают о причастности француза! Наверняка вспыхнет массовая истерия.
Себастьян поднялся одновременно со своим другом, ощущая крайнее беспокойство. Ему по собственному опыту было известно, что, когда Даунинг-стрит или королевский дворец вмешивались в ход расследования убийства, их больше интересовало успокоение общественной паники, нежели свершение правосудия. В итоге дело слишком часто заканчивалось подбором подходящего козла отпущения.
Полтора года назад Девлин оказался опасно близок к тому, чтобы самому сыграть подобную роль. И человеком, добивавшимся его быстрого и удобного устранения, был новоиспеченный тесть виконта.
Лорд Чарльз Джарвис.
После ухода магистрата Себастьян налил себе кружку эля и остановился у незажженного камина, поставив ногу на холодную решетку.
Так он простоял довольно долго, перебирая в уме уже известные сведения о последних днях Габриель Теннисон и вопросы, которые еще следовало прояснить. А затем послал за своим камердинером.
– Милорд? – с изящным поклоном вопросил появившийся Калхоун.
