Вот и сейчас они верещали на разные голоса: перекликались, визжали и горланили песенки. А ведь у него прекрасный, прекрасный слух — и даже старость на него не покусилась… Ах, как пригодился Эмилю абсолютный музыкальный слух в прежние дни, в далеком обожаемом фатерлянде! В те славные дни он служил концертмейстером в лучших оркестрах! Тогда-то Эмиль и пережил лучший и самый славный день своей жизни — при воспоминании об этом по спине до сих пор пробегала дрожь удовольствия. Сам Фюрер присутствовал на концерте (а давали Вагнера, да), а потом прошел за кулисы и лично пожал Эмилю руку.
О, глупцы, некультурные свиньи, поганые псы, невежественные идиоты! Как жаль, что в Германии стало невозможно жить — подумать только, они подвергли Эмиля денацификации (как будто можно стереть память об этих славных и героических днях!), бросили в тюрьму и потом выпустили с волчьим билетом и больше не давали ему мест при оркестрах. Так что теперь он, в жалком статусе «перемещенного лица», прозябал в этой стране дураков. Пальцы скрючились от артрита, играть на любимой скрипке Страдивари Эмиль больше не мог и вместо этого вынужден был подрабатывать… подрабатывать… (о нет, эти слова он не мог заставить себя выговорить).
В дверь позвонили, и старый Эмиль Вайскопф поковылял к двери, напевая под нос начало Пятой симфонии Бетховена (очень подходящую случаю тему — рок при дверях, да-да-да), и поспешил открыть ее.
Прошло довольно много времени, и старый Эмиль успел раздать почти все свои шоколадки. Подойдя к окну, он выглянул на улицу. Ветер стих, деревья и немногие пережившие холод цветы едва шевелились в ночном воздухе. На улице не осталось прохожих — впрочем, нет, вот у ворот как раз стоит один: высокий, очень худой, в подходящем для такого телосложения костюме скелета. Видимо, парень слишком устал или просто не решался войти во двор.
Эмиль свалил в пакет все оставшиеся шоколадки и открыл дверь.
— Иди сюда, любезный! — и он зазывно потряс сумкой. — У меня тут для тебя сладкий сюрприз!
Однако фигура в маске скелета не двинулась с места — лишь отрицательно качнулась голова.
«Ах так? Это что еще за глупости!» — рассерженно подумал Эмиль.
И поспешил к вытянувшейся у ворот фигуре.
Теперь он мог хорошо разглядеть ее.
Череп, на который он смотрел, был вовсе не маской.
IV
— Так, парни, давайте потише, — предостерег всех Ронни Сирз. — А то старушка Шарлотта опять разорется и вызовет полицейских.
Молодые люди, все еще одетые в хэллоуинские костюмы, привольно расположились на полу и на диванах (непременно свесив ноги с подушек и валиков) в комнате, в которой старина Элмер в свое время оборудовал звукозаписывающую студию. Некоторые — в основном совсем зеленые юнцы — дымили папиросами с марихуаной (травка им вовсе не нравилась, но надо же как-то выпендриваться перед друзьями), а остальные предпочитали травить молодые организмы обычным никотином.
