— Бояться нечего, — произнес он вслух. — Это праведная война, и мы победим. Мы не можем не победить.
Надо добивать.
— А если все же случится так, что силы Запада превзойдут наши, и мы проиграем войну — мы все равно выиграем: ведь память о нас пребудет вечно. Память о тебе, о светлейший. Тебя запомнят как того, кто дерзнул перестроить тысячелетний мир. Само это дерзновение — подвиг, недоступный никому из живущих.
Глаза хана остекленели, он задумался глубже обычного; лицо его ничего не выражало.
— Я не знаю, Малик, — сказал он печально. Он не называл ан-Надма по имени с тех пор, как умерла Шамсия. — Я не знаю. Мне нужно подумать.
Эсме уже позавтракала. Служанка бросила на ан-Надма полный подозрения и недовольства взгляд поверх лицевого платка и скрылась за ширмами. Вазир вздохнул и вступил в комнату.
— О! — Эсме невероятно удивилась. — Дядюшка! Так рано, а ты уже наносишь мне визит. Что с тобой?
— Есть разговор, — ан-Надм уселся на кушетку напротив.
— Ну надо же. У дядюшки есть разговор. — Эсме отправила в рот большую виноградину. — И что же это за разговор?
— Скажи мне… — ан-Надм тоже отщипнул ягоду, сжевал ее и продолжил: — Когда ты последний раз видела брата? Озхана, я имею в виду.
Эсме резко встала. Так резко, что ан-Надм не сразу сообразил, что сидит в присутствии стоящей ханым. Он неуклюже вскочил, едва не опрокинув стол. Вот ведь дочь шайтана! Так быстро поднялась, ничуть не потеряв изящества.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что это я его убила, дядюшка?
— Ты? Нет-нет, что ты! — запротестовал ан-Надм, лихорадочно соображая, как строить беседу дальше. — Совсем не хочу.
— Тогда к чему этот разговор?
— Э-м… Эсме, душа моя… Я ведь, собственно…
— Пытаешься выяснить, что случилось, и кто это сделал, да-да-да.
Ан-Надм кивнул. Чертовка сверлила его своими прекрасными черными глазами, и он терял дар речи.
— Так я повторяю: неужели ты думаешь, что я могла убить моего брата?
Еле собравшись с мыслями, ан-Надм выдавил:
— Я просто проверяю все возможности…
— Ах, все? Ну, и кто там у тебя еще ходит в подозреваемых?
Ан-Надм неопределенно развел руками.
— Все понятно, — Эсме снова села. — Уйди с глаз моих, дядя. Я люблю… любила Озхана. Моего маленького головастика. Он ведь вырос на моих руках.
Она закрыла глаза.
— В ту ночь я была здесь. Это подтвердят Валиде, Гелинджик, Риша, старый евнух Басыт. Можешь допросить их прямо сейчас, пока я не успела их предупредить. Только уходи.
