Появился тощий половой в замызганном фартуке, и жрец принялся заказывать.
— Давай, дружок, нам для начала хлебушка, да побольше. И маслица к нему. Пиво свежее у вас? Кувшинчик принеси. Или лучше два. И две кружки, — толстяк подмигнул вскинувшейся Алов. — Ну, луку там, зелени — это сам знаешь. Для начала, ага? Потом супу мне принеси, этого вашего, с перцем. Ну и баранины еще какой-нибудь. Вот так пока что. И поскорей давай только, а то мы с голоду помираем.
Половой сцапал протянутые монетки и исчез.
— Ты, матушка, ежели кушать не хочешь, ты не кушай. Ты вот хлебца лучше отведай тутошнего, — Ярелл возобновил атаку, когда на столе появилась корзиночка с нарезанной буханкой. — Один кусочек, чтоб живот хоть не пустой был. Чтоб не захворать.
Алов взяла у него ноздреватый ломтик, намазанный маслом, куснула его и отложила в сторонку.
— Я ведь, матушка моя, не просто так с тобой поехал-то.
— А то я не знаю. Ты же вечно вокруг меня отираешься.
— И вовсе я не отираюсь, а оберегаю покой твой от гроз мирских.
— Ну, называй, как хочешь.
— Так вот я еду на север. О, супчик! — Ярелл набросился на жгучий суп как голодный лев на антилопу.
— Ну, так, а мы куда едем? Разве не на север?
— Пока да, а потом разойдутся дороженьки наши.
— Ну и хвала богам!
— Ох, не знаю, матушка. Ты поедешь к западу, в имение батюшки твоего государя императора. А я помчусь на север, к горам, лесам и болотам.
— Зачем? Что тебе там делать?
— Ох, матушка, не знаю, сказать ли тебе, али промолчать.
— Уж говори, раз начал.
— Дела церковные, матушка. Еду я к нашему верховному жрецу на поклон.
— Ну и что тут такого, что ты не хотел говорить мне? Или ты врешь?
Алов посмотрела в глаза толстяку. Тот замер, не донеся ложку до рта. Что-то неуловимое пронеслось в его глазах — или это дрожащий свет масляной лампы сыграл в отражении? В следующий миг жрец поперхнулся, положил ложку и забормотал дальше:
— Да зачем же мне врать-то! Говорю ж: еду к Белобороду, просить совета о церковном устроении в стольном граде Симиусе. Ибо великие потрясения грядут, и многие смерти, и много трудов тяжких.
— Ладно, — Алов доела свою горбушку. Упоминание столицы снова наполнило ее смятением. За время пути жрец успел-таки подточить ее веру.
— Ярелл.
— Ч… что? — Жрец оторвался от бараньего ребра и уставился на нее.
— Я хочу вернуться.
