Войдя в землянку, он ощутил что-то неладное. Нехорошее предчувствие коснулось его. Спал ребенок, причмокивая во сне губами, на своём ложе лежал Кирилл… Старцу было худо. Сильный озноб сотрясал высохшее тело.
— Тебе холодно, отче? — спросил Изот, подойдя к наставнику.
Тот ничего не ответил. Тело его продолжало содрогаться. Изот наклонился к нему. Старец был в забытьи.
Ключник укрыл его своим кафтаном, развёл огонь жарче. Как он ни окликал старца, не смачивал сухие губы влажной тряпицей, Кирилл не приходил в себя.
Всю ночь просидел Изот в изголовье старца, отходя от него лишь затем, чтобы подбросить дров в камелёк да покормить ребёнка.
Лишь перед рассветом озноб прошёл, и Кирилл открыл глаза.
— Отче, — Изот склонился над наставником.
Лицо старца было пергаментно-жёлтым, нос больше заострился, щёки провалились.]Вчера тело и дух были полны энергии, а сегодня силы оставили его.
— Изо-от, — позвал старец. Голос был очень тих, скорее по губам, чем на слух, ключник различил своё имя. — Изо-от, — повторил Кирилл, — затепли какую лучину передо мной. Легче мне будет уйти…
— Отче, о чём ты говоришь!
— Сделай милость…
— У меня есть свечи. Я мигом.
Он бросился в угол, к полке, где лежало около дюжины свечей, которые он нашёл в кладовой. Зажёг одну от камелька, прилепил на глиняный черепок, поставил в изголовье старца.
— Светлее стало, — проронил Кирилл. — А то всё в темноте да темноте.
— Бог даст…
— Не тужи, Изот. — Кирилл не дал ему договорить. — Я давно готовил себя к этому. Только не полагал, что это произойдёт так. Думал, что перед лицом смерти попрощаюсь со всеми, благословлю, попрошу прощения за вольные или невольные прегрешения, а довелось иначе. Я хочу тебе сказать… Не останавливай меня! Возьми мою руку. Вот эту одесную.
Изот выполнил просьбу наставника. Рука была холодна как лед.
— Силы мои на исходе, — проговорил Кирилл. — До солнышка, знать, не доживу… Ночь на улице, сыне?
— Скоро рассветёт.
Кирилл замолчал. Изот подумал, что он впал в забытьё, но ошибся: старец раздумывал, подбирая слова, которые хотел сказать Изоту.
Слабо потрескивали дрова в камельке, тонкая струйка дыма тянулась к потолку. В постели не спал младенец. Он то однообразно тянул: гу-гу-гу, то замолкал, чтобы через минуту снова начать свою непонятную песню.
Кирилл приподнял веки, взглянул на Изота, сидевшего рядом.
— Говори, отче, я слушаю, — подвинулся ближе ключник. — Что скажешь, то исполню.
— Добро. — Кирилл закашлялся.
