— По своим делам шли, да заблудились. Портные мы. — Единственный зрячий глаз детины закатился к переносице.
«Он еще и косит», — подумал Изот.
У него не было страха перед разбойниками. Да и лютая ненависть отхлынула от сердца. Больше всего ему хотелось, чтобы они поскорее убрались подобру поздорову.
— Портные мы, — захохотал Колесо, повторяя слова атамана. — Игла дубовая, а нить вязовая. Слыхал о таких, кто не сеет и не пашет, а пропитание имеет. — Он приблизил глаза к лицу Изота.
Изот чуть было не пнул разбойника. Из всех троих он ему показался самым паскуднейшим. То ли он был полудурком, то ли очень взбалмошным и невоздержанным.
— В вашем скиту, — продолжал Одноглазый, — был у меня знакомец один, частенько с ним засиживались в придорожном трактире. Он хоть и вашего брата, но на стороне не прочь был и выпить, и посудачить, и к женщинам тягу имел. Звали его Филиппом. Ты ненароком не знаешь такого?
— У нас не один Филипп был, — усмехнулся Изот, поняв, куда клонит разбойник. — Филипп Лузов, Филипп кадушник, Филипп Косой… О каком Филиппе речь ведёшь?
— О том, кто Косым прозывается.
— Был такой.
— Почему был? — переспросил Одноглазый и пытливо воззрился на ключника, словно пытался прочитать его мысли.
— Так сгорели все, — как можно простодушнее ответил Изот, стараясь не выдать себя, так как говорил неправду. — Ни единой живой души не осталось. Одному мне суждено дожить до этого дня… Вишь, что от скита осталось, — он обвел рукой безжизненное пространство. На глаза непроизвольно навернулись слезы. Он смахнул их рукавом. — Одни головешки да зола…
— Что с ним балясы точить, — ввязался в разговор Колесо. — Пусть сказывает, где у них казна. А то мелет Емеля, будто его неделя.
— Постой, — детина легонько толкнул Колесо концом дубины. — Не лезь поперёк меня. — И снова обратился к Изоту. — Не врёшь, что один остался?
— А какой резон мне врать!
— А что здесь делаешь?
— А куда мне идти? Да и покойников надо похоронить по христианскому обычаю.
— Может, в лесу ещё кто хоронится?
— Некому хорониться… Все здесь лежат. А кого я отыскал, те на погосте.
— Воля твоя на твоё слово, — сверкнул бельмом предводитель шайки. — Мы тебя отпустим на все четыре стороны, — продолжал он, — если ты укажешь, где хранится ваша казна.
— О чём ты говоришь! — поднял на него глаза Изот. — Какая казна?
— Знаю о казне вашей всё, — насупился Одноглазый. — Так что хвостом не верти, а сказывай…
— Мы люди малые, страдаем за веру отцову, где нам казну иметь.
